Люсилла Эндрюс - Красавица в Эдинбурге

Я огляделась по сторонам.

— Где Мелли?

— Идет ко мне вместе с Бертом и Хамишом, если, конечно, уже не пришла.

— Откуда ты знаешь? Ты ей ничего не сказал.

— План Б. Ты была А. У нее ключ Пита. При ее уровне интеллекта детальные объяснения не требуются. — Он придвинулся ближе. — А пока…

Он слушал меня молча и не произнес ни слова, пока я не закончила.

— Знаю, — вздохнула я, — мне требуется проверка мозгов. Впрочем, ему тоже. Я еще не уверена, кто он, псих или шизофреник.

— Все немного сложнее. И хотя ты просто дурочка в том, что касается отношений с противоположным полом, — медленно произнес Басси, — и у тебя нет такого уровня интеллекта, как у Мелли, но ты не виновата, что не видела всей картины. Я решил, что тебе достаточно информации, чтобы ты все поняла. Когда у тебя девушка с такими мозгами, забываешь, что у других цыпочек они отсутствуют. Я не мог все рассказать, так как Пит попросил не делать этого. Он сдвинут на ненависти к отцу. Основная причина его скованности и угрей.

Я остановилась:

— Какое отношение пунктик Пита имеет к Чарли?

— Отец Пита — ведущий финансист, который специализируется на налогах. У него сын — математический гений и самые богатые клиенты.

— Чарли — один из них? — спросила я изумленно. — С университетской зарплатой? Скажи это нашим родителям!

— Пит говорит, он еще не член «высшей лиги», в отличие от своей матери. У нее собственность в основном в Лондоне… Это выгодное вложение, ведь цены на нее продолжают расти. Пит считает долю Чарли цыплячьей, но, поскольку тот единственный сын, беззаботное будущее ему обеспечено.

— А что Пит понимает под «цыплячьим»?

— Больше полумиллиона, но меньше миллиона.

— Это объясняет обстановку его квартиры. — Я пояснила. — Однако непонятно, почему мне никто ничего не рассказывал. Ни Робби, ни Катриона. Такое цыплячье состояние — это новость.

— Старая новость. Вероятно, газеты кричали об этом, когда мать Чарли вышла за его отца. Со слов отца Пита, он был обычным медиком, хотя и перспективным. Сыном пастора, напичканного принципами и образованием, который имел только то, что зарабатывал. Похоже, тот настоял, чтобы они жили на его зарплату. В противном случае отказывался жениться на девушке. Судя по всему, он был порядочным парнем. Брак продлился недолго, так как мужчина погиб. Но отец Пита говорит, что пара казалась на удивление счастливой. А когда мать Чарли немного оправилась от горя, то вышла за человека своего круга. Пит говорит, единственное, что действительно огорчает его отца, — это мертвый капитал. Пит чертовски зол и не разговаривает с отцом. Думает, он сейчас бесится из-за того, что Чарли кинула его богатая цыпочка. Пит не прочь посмотреть на то, как его отец потеет. Он считает, это могло бы его от угрей избавить.

— У Пита проблемы, — пробормотала я. — И у Катрионы тоже. Она не любит сплетни. Думаешь, она поэтому не рассказала мне?

— Поэтому или потому, что считает ниже своего достоинства говорить на такую низменную тему, как деньги. Она училась в пансионе для благородных девиц. И это заметно! — Он добавил с чувством: — Боже, как это заметно! Бедняжка!

— Робби в пансионе не учился.

— Да, но он не участвовал в общественной жизни Эдинбурга тридцать с лишним лет назад. И сейчас не участвует. И скорее всего, ничего об этом не слышал у себя в больнице. Похоже, медики знают Чарли только как обыкновенного, спокойного парня… если вообще знают. Немногие медики с ним знакомы.

— Как зовут мать Чарли?

— Понятия не имею. Пит сказал, что никогда с ней не встречался. Он только Чарли видел один раз. Два года назад отец Пита повел его обедать в ресторан за то, что тот получил три пятерки. Чарли вроде остановился у их столика… всего на пару минут. Но компьютерный мозг Пита никогда не забывает лица. Он узнал Чарли, когда тот принес тебе кошелек, но рассказал мне все только после того, как ты уехала. Пит, может, и ненавидит своего старика, но пакостить ему не хочет. Он попросил меня об этом не распространяться и еще сказал, зачем, мол, вынуждать Чарли покупать километры колючей проволоки, чтобы удержать на расстоянии цыпочек, у которых внезапно появится жгучий интерес к патологии? Чарли ему ничего плохого не сделал.

— Нет. Проблемы у Чарли. — Несколько секунд я молчала, вспоминая все свои встречи с Чарльзом, в особенности те, что происходили после объявления о предстоящей свадьбе. — Одна мысль об этом вызывает у меня рвотный рефлекс, но я понимаю, что могло создаться впечатление, будто я жажду заполучить его теперь, когда он свободен. Я только не понимаю, зачем он раньше подставлял себя. Зачем надо было приносить мне кошелек?

Басси сказал, что это и его ставило в тупик, пока Пит не разъяснил.

— Оставь Чарли кошелек на полу, его бы украли. А если бы ты потом спросила у полицейских, не принесли ли его в участок, они попросили бы тебя рассказать, что произошло. И тут бы не обошлось без Чарли. А если бы он отнес кошелек в полицию, ты могла бы потом сказать, что в нем денег меньше, чем было. Такое уже случалось. Ты не могла бы ничего доказать, но кто бы пострадал от скандала? Кого бы все с удовольствием возненавидели? Трудягу медсестру, зарабатывающую гроши, или бедного старого Макрокфеллера?

— Нет, грязь в его подворотах ему не нужна. С другой стороны, разве он не больше рисковал, когда ночью повез меня на вершину холма?

— Пит тоже так считает. Но ты единственная медсестра, с которой он знаком. Однако ты ведь сказала, что была в ужасном состоянии, а Чарли, будучи медиком, все понял? Ты, кажется, говорила, в таких ситуациях медики стараются друг друга поддержать?

— Да. — Я мысленно вернулась к той ночи. — Он все еще был обручен, а на мне была униформа. И то и другое говорило в нашу пользу.

— Пояса верности?

— Вроде того. — Туман был очень влажным и очень холодным. Я дрожала. — Наверное, но после сегодняшнего дня я уже ни в чем не уверена. Фу! Как я могла считать этого напыщенного, педантичного, самонадеянного подонка милым! И откуда, по-твоему, он думает, я узнала о размере его состояния? От Пита?

— Пит считает, Чарли его не запомнил в тот первый раз. Тогда, во время их встречи в Лондоне, у Пита не было бородки, бакенбардов и угрей. Слухи разлетаются… как сейчас.

Я пробормотала сквозь зубы:

— Не важно. Как он мог такое подумать! Ух, что бы мне хотелось сделать с этим подонком!

— Расслабься, — добродушно посоветовал Басси. — Ты уже сделала, когда дала ему отставку. Ни одному парню не нравится, когда над ним смеется цыпочка.

Я вспомнила, какое выражение лица было у Чарльза тогда, у двери. И почувствовала себя лучше.