Рыжее счастье - Леся Андреева
Весёлая, однако, ночь меня ждёт.
Глава 14
Звук отборной тарабарщины на непонятном диалекте и сильный грохот в районе входной двери становятся прекрасным будильником в это морозное утро.
Я мигом подскакиваю с постели и с грохочущим сердцем ищу хоть что-то отдалённо похожее на предмет самообороны. Им в итоге становится небольшая бита, которую я привезла со своих первых соревнований из России. Бита была сувениром, у основания вились завитки хохломы, а чуть выше была надпись, которая гласила "Палка Выручалка". Сувенир сувениром, а весила эта выручалочка достаточно. И вся моя надежда на спасение сейчас была в этой необычной штуковине.
На цыпочках крадусь навстречу судьбе, отчаянно пытаясь удержать биту в дрожащих руках и мысленно вспоминая гада Платонова. Он там значит в гостиной дрыхнет как сурок, а мне от грабителей отбиваться! Заманчивая перспектива, ничего не скажешь.
Отсчитывая про себя последние три секунды, которые я отвела для подготовки к атаке, с диким воплем "Шерше ля фам" выбегаю из-за угла и с закрытыми глазами несусь в сторону входной двери.
В ответ мне доносятся матерные проклятия и я с удивлением замечаю, что голос мне этот подозрительно знаком.
– Твою ж… Потёмкина, ты опять в бреду?! Какого лешего?
Бита со звонким грохотом ударяется об паркет и катится прямиком к ногам… Платонова. Он, к слову, растерянно потирает ушибленный лоб и сидит на полу, в обнимку с молоком и яблоками.
– Так я это, думала воры, – смущённо опускаю глаза в пол, усиленно сдерживая свой дикий смех.
– Я тут с утра продукты нам добывал, а она на меня с битой! Сумасшедшая!, – Дима обиженно поджимает губы и я больше не могу себя сдерживать, – значит, шерше ля фам?
– Ага, – киваю в ответ и снова начинаю хохотать, – Платонов, ты мне одно скажи – ты почему по полу то ползал?
– Так пакет порвался, оттого и грохот был. Я продукты собрать хотел, а тут ты с битой несёшься. Опасная ты девушка, Алиса, но зато мне с тобой теперь ничего не страшно.
Изумительные запахи овсянки и яичницы постепенно заполняли всю кухню. В дело пошли продукты, добытые смелым самцом Платоновым. И молоко оказалось как нельзя кстати. Я терпеть не могла овсянку на воде. Сделав последний штрих в виде свежих ягод в кашу, я удовлетворено ставлю тарелку себе и чересчур притихшему парню. Платонов с изумлением таращится в блюдо, словно я ему не овсянку приготовила, а золотого телёнка на вертеле с трюфелями.
Усаживаюсь напротив парня и с удовольствием вдыхаю аромат свежего кофе. Пусть и простого, растворимого, но такого ароматного. Восхитительно!
Меня еще немного покачивало от слабости, но в целом состояние заметно улучшилось, а уж какой зверский аппетит проснулся – не передать словами! Поэтому ела я очень быстро, уже через две секунды после начала трапезы перестав смущаться парня.
И раз меня больше не знобило и не лихорадило, а репетиции временно приостановлены до третьего января, проводить время с пользой мне предстояло в книжном. Уже две недели мы с Ритой никак не можем разобрать новое поступление и навести порядок в помещении. Такими темпами весь наш бизнес поплывёт ко дну. Поэтому, доедая свой любимый шоколадный батончик, я аккуратно намекнула Платонову, что долго рассиживаться за завтраком не получится. Парень в ответ удивленно приподнял одну бровь, явно ожидая от меня пояснений.
– Работа, Платонов, ра-бо-о-та! Меня ожидает книжный. Так что, сейчас я быстро переодеваться, а потом даже смогу проводить тебя до остановки, в счёт оказанной помощи. Видишь, какая я добрая? А то всё "ведьма, злюка"
– Стоять!, – от обманчиво тихого предостережения Димы я замерла, как вкопанная, так и не успев дойти до своей комнаты, – Алисонька, а не ты ли вчера бредила весь день с температурой под сорок? Нет, может я чего-то не помню, или путаю? Даже не думай, пчёлка. Никакой работы. Если вздумаешь сопротивляться – привяжу к кровати и буду наслаждаться этим зрелищем весь день. Лично я за второй вариант, но думаю ты пока ещё не дошла то такого уровня нашей близости.
В ответ на тирраду Дмитрия я просто заторможенно хлопала ресницами, пребывая в шоке от наглости суриката и живенько представляя не совсем приличные картинки с участием Платонова. Самое удивительное – стыдно мне не было. Мои внутренние демоны лишь предвкушающе потирали ручками, рисуя в воображении загорелый торс Платонова и его дикий взгляд.
– Что, и никаких возражений? То есть, даже привязывать не придётся?! Алис, ну ты хоть возрази что ли, я ведь уже настроился.
Слова Платонова выводят меня из эротических мечтаний и я оценивающе разглядываю парня с ног до головы. Не иначе как снова бредить начала!
– А знаешь, Димочка, я останусь дома, но с одним условием, – моя улыбка сейчас скорее напоминала оскал, но не воспользоваться шансом было бы полнейшей глупостью.
***
Уже десять минут я ползала на коленях по всей квартире в поисках Алебастра. Выпустила погулять, пока убиралась в комнате, а он куда-то пропал. В поступках мистера Генриха Третьего я явственно ощущала обиду и нехватку внимания, по-другому побег крыски объяснить никак не могла.
От поисков питомца меня отвлекает входящий видеозвонок.
– Привет, Рита, привет, Миша. Безумно рада вас видеть, но увы, очень занята поисками Алебастрика.
– Усаживай свой хитрый зад на постель, Алиса и расскажи мне, когда это в нашем магазине успел появиться новый сотрудник.
Тётя Вика всё-таки сдала меня. И ведь просила же ничего не говорить Рите, так нет же, не прошло и часа!
А я что? Я ничего! Разве же могла я отказать другу, который вызвался помочь мне в эти трудные будни. В универе завал, квартира похожа на пристанище диких кабанов, а у меня горят сроки! До выступления рукой подать, а сценарий всё еще не отработан. И тут Дима Платонов, как дар природы, как благословение с небес, который решил выручить нерадивую Потёмкину и до самого предстоящего праздника вызвался заменять её в книжном. Про свою болезнь я, конечно же, умолчала. Ни к чему Рите лишний стресс.
– Это всё очень хорошо и я даже хочу поверить в этот отполированный сказочный мир Алисы Потёмкиной. Но напомни-ка мне, Алиса, когда это вы с Дмитрием друзьями стали?
Подозрение в моей наигранной дружбе с сурикатом прямо скажем задевало и обижало.
– Я что, не могу понравиться парню? Ох уж это недоверие, Маргарита Вениаминовна. Оно уничтожает всё то светлое, что осталось в моей душе. Корабль под названием "Надежда" разбился об айсберг сомнений и неоправданной подозрительности. Боль