Сесиль Макколей - Желанный

— Но нельзя ненавидеть людей только за их слабость, тем более своих родителей? — ужаснулась Элис.

— Нет, не за их слабость, совсем нет. Они использовали меня. Все они использовали меня. — Кевин мучительно застонал, сжав виски руками.

— Но каким образом?

— Для бабки, матери и отца я был чем-то вроде разменной монеты в их вечной торговле между собой, — с горечью сказал он. — Да, конечно, я имел все, что можно купить за деньги, но я не видел главного — их любви. Дорогие игрушки, пышные праздники — все это было не для меня, а для них, для их тщеславия. Дрались из-за меня, словно собаки из-за кости.

— Да, тебе приходилось нелегко, — задумчиво сказала Элис. Она прекрасно знала, что такое жить без родительской любви и ласки.

— Дядя Фил, отец Джеймса, младший брат моего отца, вел машину, когда они вдвоем с моим отцом попали в автомобильную аварию и погибли. — Кевин внезапно замолчал и насупился.

— А что случилось с твоей матерью? — тихо спросила Элис. Она понимала, как ему тяжело, но видела и то, что, исповедуясь, он снимает со своей души огромную тяжесть. Ее долгом было помочь ему, и к тому же ее действительно заинтересовала семейная тайна клана Брэдли.

— Никогда не прощу себе этого — сказал Кевин, закрыв глаза и тряся головой, словно пытаясь отогнать мрачных призраков прошлого. — Она покончила с собой.

— Покончила с собой? — испугалась Элис. Нет, это невозможно! Ведь она же сама читала в газетах о смерти миссис Джереми Брэдли от внезапной болезни.

— Скорее это было похоже на убийство. Она была готова на все ради власти, хотела держать все в своих руках, — сказал Кевин.

Элис ничего не поняла из этой фразы.

— Кто хотел власти — твоя мать?

— Боже правый, нет, конечно! Она хотела только покоя. Но бабка была беспощадна, а мать — слишком слаба. Она запила, и со временем это превратилось в болезнь.

— Но ведь не ты в этом виноват, — сказала Элис, заметив, как мучительно Кевину вспоминать об этом.

— Я не знаю и не узнаю никогда.

В его голосе слышалась мука. Движимая жалостью, Элис обняла Кевина и прижала к себе его голову. В ее действиях не было и намека на страсть, это было искреннее сочувствие одного человека другому, и Кевин все понял.

— Хуже всего, что я уже не смогу ничего исправить, попросить у нее прощения, — прошептал он.

— Прощения? — переспросила Элис. Все это звучало весьма странно: вначале он сказал, что ненавидел своих родителей, а закончил тем, что хотел бы попросить у матери прощения.

— Она пыталась поговорить со мной, но я не хотел ничего слушать, — с горечью сказал он, отодвигаясь от Элис. Но ей совсем не хотелось, чтобы он отодвигался. Сейчас близость его тела совсем не пугала и не смущала ее, словно рядом с ней сидел не мужчина, а обиженный ребенок, которого она должна утешить. — Она хотела предостеречь меня от брака с Летти Сэффолк. Мать знала ей цену и не хотела, чтобы я, как и она, вступил в брак по расчету, попался в ту же ловушку. Но тогда я брезговал ею, видел перед собой пьяную, не владеющую собой развалину. Я презирал ее…

— Ты хочешь сказать, что Летти тебя не любила? — задыхаясь от волнения, спросила Элис. У нее сложилось совсем иное впечатление о чувствах мисс Сэффолк к Кевину.

— Да. Все, что ей было нужно, — это стать совладелицей корпорации «Хант». Потому-то она сейчас и обратила свой взор на Джеймса, а он обязательно попадется на ее крючок, — сказал Кевин с горечью.

— Откуда тебе все известно? Это, наверное, только твои догадки? — недоверчиво спросила Элис.

— Я знаю, что в это трудно поверить, но это чистая правда. — Кевин поднялся с места, подошел к окну и начал всматриваться в темноту.

— Да, совсем необычная история, — вздохнув, сказала она, чувствуя, с каким трудом ему дался этот рассказ.

— Я никогда никому не рассказывал о своей семье. Во всяком случае, именно поэтому я и уехал. Мне требовалось время, чтобы все осмыслить, решить, чего я хочу от жизни, — пояснил Кевин и зевнул, прикрыв рукой рот.

— Можешь переночевать у меня, — бездумно предложила Элис. Кевин удивленно поднял брови и многозначительно улыбнулся. — На диване, — быстро добавила она, пряча улыбку.

— Замечательно, — сказал Кевин, снимая пиджак. Затем он развязал галстук и сбросил ботинки.

Наблюдая за ним, Элис усомнилась, что поступила разумно, предложив ему остаться ночевать. Он вел себя слишком раскованно, и это начинало внушать ей опасения.

— Можно мне перед сном принять ванну? — наклоняясь, чтобы снять носки, спросил Кевин.

— Конечно, — ответила Элис, с опаской наблюдая за каждым его движением. — Ванная вон там, — указав в направлении холла, сказала девушка. — Я пока постелю тебе, — добавила она, быстро поднимаясь с места. Ей хотелось, чтобы он поскорее лег, и тогда она смогла бы наконец укрыться в своей спальне.

Потребовалось всего несколько минут, чтобы приготовить ему постель. Элис уже собралась уйти к себе, когда Кевин открыл дверь ванной. Увидев ее, он на мгновение замер на месте и тряхнул головой, чтобы сбросить с лица мокрые волосы. На нем ничего не было, кроме обернутого вокруг бедер полотенца, капельки воды блестели на коже. Взгляд Элис непроизвольно остановился на его покрытой бронзовым загаром широкой груди. Ее, как всегда, восхитили гладкость кожи и мощь четко рисовавшихся под ней мускулов, она испытывала непреодолимое желание дотронуться до него.

Сделав над собой усилие, она жестом остановила Кевина, когда он сделал движение ей навстречу. Из глубин памяти снова поднимался удушающий страх. Заметив происходящее с ней, Кевин усмехнулся, но больше не делал попытки приблизиться, хотя Элис поняла, что далось ему это нелегко.

— Пожалуй, я лягу, — сказал он. Голос его звучал хрипло, и мурашки побежали у Элис по спине. Она постаралась изобразить полное безразличие.

— Прекрасная мысль. Спокойной ночи, Кевин. — Элис жалко улыбнулась, но кончики губ поползли вниз. — Желаю приятных сновидений.

— И тебе того же, — пробормотал он и тут же отошел, обольстительно улыбаясь.

Элис опустила веки, чтобы он не заметил, как призывно горят ее глаза. Сегодня он стал ей еще желанней, но страхи не отпускали ее тело и душу, убивая желание всякий раз, когда Кевин пытался пойти дальше поцелуев. К тому же она боялась, что он снова начнет выпытывать у нее подробности ее детства, а она еще не успела придумать ничего более или менее пристойного, только бы не говорить ему страшную правду.

Но прошлое, от которого Элис так надеялась уйти, мстило ей, наполняя кошмарами ее ночи…

Тьма… Кромешная тьма… Элис знала — это значит, что ее вновь заперли в платяной шкаф. Она провинилась, и Дон наказал ее. Она должна сидеть здесь без еды и питья, без света и воздуха. И не дай Бог заплакать или вскрикнуть. Изо всех сил она закусила губу, чтобы не разрыдаться…