Эва Киншоу - Охотник за счастьем

— И это был последний ваш разговор с ним?

— Практически да, до того самого вечера…

Эстер оборвала себя на полуслове.

— До того самого вечера, когда он увидел нас вдвоем?

— Да…

— Ну и что же он сказал?

— Как ни странно, предостерег меня в отношении вас!

— Это действительно странно, потому что я с ним ни разу в жизни не встречался.

— Ваша репутация опережает вас, — иронично высказалась молодая женщина.

— Ну, не мне об этом судить. Я думаю, что все обстоит гораздо проще — ему не нравится сама мысль, что вы можете принадлежать кому-то, кроме него.

Эстер бросила на собеседника быстрый взгляд.

Жаль, что, поддавшись чарам новоиспеченного психоаналитика, она выболтала больше, чем хотела. Пора прекращать этот бессмысленный разговор, где что ни фраза — болезненный укол.

— Признайтесь, Эстер, вы, видимо, чтобы поддразнить это ничтожество, стали доказывать ему, что вас безумно влечет ко мне или что-нибудь в этом роде.

Она вспыхнула.

— Неужели вы можете так плохо думать обо мне?

— Да что вы, совсем наоборот! Наверное, и надо было его поддразнить.

— Но это ведь неправда по сути!

— Какая разница? Главное, что это свидетельствует в пользу вашего темперамента и… кто знает, может быть, так и будет уже в недалеком будущем. Не скрою, что для этого понадобятся серьезные усилия с моей стороны.

Эстер быстро поднялась. Встав рядом, Билл посмотрел на нее сверху вниз и заявил спокойно, взвешенно:

— Вы великая путаница, мисс Олдфилд.

— Вы говорите со мной как с несмышленым ребенком.

— Разве? А я и впрямь подмечаю в вас иногда нечто на редкость инфантильное. Эстер, вы красивая, умная девушка. И вам, без сомнения, нужен мужчина, который сумеет наставить вас на путь истинный и позволит вам сформироваться как личности. А теперь спокойной ночи, дорогая.

Эстер разочарованно присвистнула, повернулась на каблуках и твердым шагом покинула место их долгой словесной баталии.

Заснуть ей удалось не скоро. Долго ворочалась, часто просыпалась и наутро, уже второй день подряд, чувствовала себя разбитой и совершенно невыспавшейся.

Ну и что ты себя здесь мучаешь, милая Эсти? — спрашивала она себя. Уехать? Но как? Плюнуть на все и разорвать отношения? Но это бы значило распроститься с прекрасной престижной работой. Пресечь всякие неслужебные разговоры с ним? Не получится… Но неужели этот человек прав и она действительно инфантильна сверх всякой меры? Тогда в какой-то степени был прав и отец, и Патрик Керр. Каждый, конечно, по-своему.

Как уберечь себя от мрачных мыслей? Надо быстро встать! Встала. Быстро в душ! Приняла и душ. Одеться во что-то простое, немного легкомысленное. Подойдут на сегодняшний день белые шорты и блуза до колен. Своевольные волосы перехватила скромной белой лентой. Чуть подвела глаза и подкрасила губы. Все! Можно идти. Что-то ей готовит наступивший новый день?

Билл пришел раньше и уже доедал яичницу с беконом. Вид у него был свежий, беззаботный. Человек явно хорошо выспался и теперь весь — воплощение жизнелюбия и оптимизма. Но до чего же красив этот мужчина! Впрочем, такие мысли до добра не доведут. Если уж иметь с ним дела, то только служебные.

— Мистер Картер, чем мы займемся сегодня? Мартин и София уехали. Висит угроза наводнения. Неужели даже в таких обстоятельствах вы по-прежнему собираетесь продолжать знакомить меня с отдаленными объектами вашей собственности?

Эстер взяла вареное яйцо и строго взглянула на Уильяма.

— Как вы себя чувствуете, мисс Олдфилд, в это прекрасное утро? — с насмешливой вежливостью поинтересовался тот. — Я вынужден огорчить вас — до конца недели мы не сможем и носа высунуть отсюда.

Вот это новости!

Позже они сидели вдвоем в кабинете. Билл Картер белозубо улыбался, разместившись за письменным столом, а гостья стояла около окна, из которого открывался вид на чудесно ухоженный, хотя и совсем небольшой по размерам парк. Вообразить только — какая красотища существует где-то у черта на куличках, среди сжимающегося кольца безлюдной и бесплодной пустыни.

— Да не волнуйтесь вы, мисс Олдфилд, мы и здесь прекрасно проведем время. Передвигаться сейчас на любом виде транспорта просто опасно. Я постараюсь красочно рассказать вам обо всех объектах, и вы легко представите их себе. Так что, думаю, удастся плодотворно поработать.

— Знаете что, мне надоел этот фарс. — Эстер подошла к креслу, стоящему перед письменным столом и села. — Вы не могли бы устроить так, чтобы мое задержавшееся в детстве «я» смогло возвратиться домой?

— Фу, как вы нескладно это сформулировали…

— Разве не вы говорили о «некоторой инфантильности». Я употребила другое словосочетание. Какая разница?

— О, разница есть, и весьма существенная. Если человек задержался в детстве, то это автоматически предполагает наличие детского эгоизма, трудностей переходного периода и тому подобное. А инфантильность, в том смысле, в каком употребил слово я, предполагает лишь наличие излишней наивности, старомодности в критериях нравственности. Я не имел в виду ничего обидного для вас. Просто вы такая, какая есть — со своими плюсами и минусами.

Эстер внимательно посмотрела на него.

— Вы сами верите в то, о чем только что сказали?

— Ну а как еще можно оценить женщину, которая отказала в близости мужчине, которого сама выбрала себе в мужья?

Бескомпромиссная четкость формулировки огорошила собеседницу:

— Я… я… впрочем, ладно. Признаю, что вела себя старомодно, действовала с излишним упрямством… Ну да дело прошлого.

— Не уверен, — изрек Уильям задумчиво. — Сюжет будет завершен, когда вы перестанете в душе сожалеть, что подвенечный наряд так и не был использован по назначению.

— Кто… — зло заговорила Эстер.

— Кто — кто? — перебил он. — Естественно, София! Она дала мне некий совет, когда я утром разговаривал с ней по телефону. София подсказала мне, что девушка, прошедшая через подобные испытания, нуждается в особенно чутком и деликатном обращении.

Ну что тут скажешь! Снова несносные люди за ее спиной решают вопросы ее личной жизни!

— А в какой связи София сказала вам это?

— Да ни в какой! Я же сказал вам, что моя сестра человек добрый и вовсе не плохой. Только по временам у нее немного едет крыша.

— По-моему, все в вашем семействе не без сдвига.

— Это нехорошо… для вас. Ну, в том смысле, что, видимо, неприятно сознавать, что вы так сладко целовались с сумасшедшим.

Эстер попыталась что-то сказать, но Уильям дал понять, что еще не высказал главного.