Наура Тарлингтон - Море страсти нашей

И вдруг девушка почувствовала, как ее качнуло ему навстречу, как из горла ее вырвался стон, и в следующее мгновение она уже была в его объятиях, прижималась к нему. Все благие намерения были забыты, все доводы рассудка мгновенно улетучились. Она осознала лишь, что сбывалась ее мечта. Что будет потом, уже не важно.

— Джил, — звучал у нее в ушах жаркий шепот, — дорогая, ты не знаешь, как давно я этого хотел!

В голосе его безошибочно угадывалось горячее стремление к ней, и впервые Джил поняла, что имеет над ним власть. Взъерошив его густые темные волосы, она, улыбаясь, заглянула ему в глаза. То, что она в них прочла, наполнило ее любовью. Он хочет меня, пело сердце. И я хочу его. А все остальное не имеет никакого значения.

Макс приник к ее губам, и долгий чувственный поцелуй заставил девушку испытать сладкое томление в предвкушении чего-то большего. И вдруг все кончилось. Он поднял голову, положил руки ей на плечи и слегка отстранился от нее.

Встревоженная его внезапным отдалением, вся еще во власти эмоций, порожденных его поцелуем, Джил удивленно подняла глаза. Небо быстро темнело. На лицо мужчины легла глубокая тень, и все же Джил могла различить на нем признаки смятения. То, что она увидела в серых глазах, проникавших в самые потаенные глубины ее души, — сосредоточенность, переходящую в мрачность, — было ей непонятно. Должно быть, что-то не так.

— Макс, как тебя понимать? Он улыбнулся.

— Джил, — проговорил он нежно, ласково касаясь ладонью ее лица, отбрасывая с ее лба прядь золотистых волос. — Милая девочка, ты уверена, что хочешь этого? Ты знаешь, к чему это приведет?

— Что, что ты имеешь в виду? — запинаясь от волнения, спросила она.

И, словно проникнувшись ее страхом и смущением, Макс привлек ее к себе, прижал голову к своей груди и заговорил тихо и серьезно:

— Теперь ты знаешь, как сильно я тебя хочу, правда?

Она могла лишь кивнуть.

— Я думаю, — осторожно продолжил он, — что и ты меня хочешь.

Девушка смешалась на мгновение, а затем подняла голову и заглянула ему в глаза.

— Да, — сказала она и, нахмурившись, спросила: — Ты только это хотел сказать?

Макс криво усмехнулся.

— Сам не знаю, что я хотел сказать. Впервые, сколько себя помню, я растерялся, не могу подобрать нужных слов…

— Тогда, — сказала девушка, поуютнее устраиваясь в его объятиях, — зачем вообще что-то говорить?

— Я не хочу причинять тебе боль. Ты нравишься мне, Джил. Я беспокоюсь о тебе. И еще я тебя уважаю. Когда я нуждался в помощи, ты привела меня в дом, не зная, кто я и какой я. Ты дала мне кров, ухаживала за мной, кормила меня, терпела мой дурной характер. Я не хочу воспользоваться твоей неопытностью, обидеть тебя…

— Это мое решение, не так ли? — перебила Джил. — Мне кажется, что я и жила только наполовину, пока не встретила тебя. Я взрослая женщина, а не ребенок, которого надо оберегать от превратностей реальной жизни. Я сказала, что хочу тебя. Ты сказал, что хочешь меня. Так что же еще надо?

Макс покачал головой.

— Ты не права, — ответил он тихим, проникновенным голосом, в котором слышался здоровый пессимизм опытного человека. — Желания не всегда сбываются так, как мы того хотим. Бывают ужасные ошибки, особенно когда в дело вмешивается его величество случай. Я — перекати-поле, Джил, и не могу предложить тебе чего-то постоянного или хотя бы длительного. И еще у меня имеются связи с прошлым и проблемы, которые ждут своего разрешения.

Она почувствовала, будто сердце тяжелым камнем повернулось в груди.

— Ты хочешь сказать, что женат?

— Конечно, нет. Я не мог бы пойти на измену. Именно мое уважение к институту брака послужило причиной того, что я до сих пор не женат, возможно, я вообще никогда не женюсь. Хотя сейчас я уже в этом не уверен.

— Зачем ты мне все это говоришь? — нетерпеливо воскликнула Джил.

— Я просто не хочу, чтобы между нами оставалось недопонимание.

Девушка дотронулась до его лица, быстро пробежала пальцами по упрямому подбородку, коснулась ямочек на щеках, провела ладонью по высоким скулам и, улыбнувшись, сказала:

— Довольно. Считай, что ты меня предупредил. А теперь, ты будешь меня целовать или раздумал?

— О, Джил, — прошептал, задыхаясь, Макс и прижал ее к себе тесно-тесно. — Ты прелесть!

И тут, словно отпустили пружину, его скованность исчезла. Он прижался губами к ее рту с такой силой, что она почувствовала привкус крови на губах. Язык его заполнил собою ее рот, и она потонула в его объятиях.

Рука Макса, на мгновение задержавшись у ямочки на шее, скользнула вниз, накрыв ее грудь. Джил хватала воздух короткими резкими глотками, растворяясь в сладкой неге его прикосновений. Внутри нее уже полыхал пожар, она прижалась к Максу животом, ощутив его отвердевшую от желания плоть.

Они упали на прохладный песок, и только шум набегавших на берег волн нарушал тишину пустынного пляжа. Высоко в небе взошла луна, полная и яркая, и Джил разглядела его возбужденное лицо, голод желания, мерцавший в серых глазах.

Склонившись над ней, Макс медленно расстегнул ее ковбойку. Сначала он зачарованно любовался красотой тугих и полных грудей, потом стал ласкать их. С тихим стоном девушка закрыла глаза, с восторгом познавая новые ощущения. Он был умелым любовником и позаботился о том, чтобы прежде всего доставить удовольствие ей. И когда они, оба нагие, уже изнемогали от страсти, мужчина повел ее за собой в тот мир, который, наверное, можно назвать раем. Потом, освобожденные, они еще долго и медленно спускались на землю с тех неведомых заоблачных высот.

Жизнь Джил Марчмонт круто изменилась. Теперь каждый день для нее был наполнен радостью, и ей хотелось верить, что для Макса тоже. Пренебрегая приличиями, он вновь поселился в коттедже, но теперь они спали вместе в ее комнате, и каждая ночь была прекраснее предыдущей.

В дневные часы они подолгу гуляли по пляжу, взявшись за руки, словно дети, обследуя пещеры в прибрежных скалах и озерца, образованные приливом. А потом наступала ночь и осыпала их изысканными радостями, доступными только влюбленным. И еще они разговаривали. Макс поведал ей историю своей жизни, рассказал о своих надеждах и страхах, о желаниях и мечтах, и, к своему удивлению, Джил узнала, что во многом он так же неуверен в своем будущем, как и она.

— Я, кажется, начинаю ненавидеть семейный бизнес, — сказал он как-то вечером, когда они сидели, обнявшись, у гудящего камина, наслаждаясь теплом и уютом их маленького мира.

— И не только бизнес, — продолжал он, — но и стиль моей прежней жизни. Этот внутренний разлад и побудил меня в одиночку отправиться куда глаза глядят. Одному в незнакомой обстановке легче расставить все по местам, назвать привычные вещи своими именами и определить свое отношение к тому, чем занимаешься.