Труди Пактер - Экранные поцелуи

Она выпрямилась на стуле, разгладила платье на бедрах.

— К тому, что я кинозвезда. И я вам нужна.

Он расхохотался.

— Не настолько. — Прежде чем она успела рассердиться, он взял ее руку. — Скажите лучше, что вас гложет на самом деле.

Актриса отодвинулась.

— Не понимаю, о чем вы.

Делани встал, подошел к пруду.

— Сделайте мне одолжение, оставьте всю эту чепуху. Вас что-то страшит, ведь правда? Иначе вы бы не прятались от продюсеров и не выдвигали такие условия.

Она надолго задумалась. По-видимому, взвешивала все за и против, а может быть, пыталась пересилить себя.

— Могу я вам доверять?

Он пожал плечами:

— Может, да… а может, и нет.

Боб поднял лицо к солнцу, провел рукой по густой черной шевелюре.

— Жарко. Не возражаете, если я искупаюсь?

Клаудиа буквально остолбенела. Подумать только, они обсуждают ведущую роль в фильме стоимостью двадцать пять миллионов долларов, а ему, видите ли, вздумалось окунуться. Однако в следующее мгновение актриса в ней взяла верх. Она указала на купальный домик у задней веранды:

— Там найдете полотенце и плавки. Выберите сами.

Через пять минут он появился в узеньких белых плавках, с полотенцем через плечо. Теперь она, в свою очередь, окинула его оценивающим взглядом. Этот Делани, как видно, не слишком много времени проводит в ресторанах или в проекционных. Ни одной унции лишнего веса. При том, что он такой большой, широкоплечий. И мышцы, как у боксера. Она обратила внимание, что и двигается он, как боксер: резко и в то же время легко переступая с пятки на кончики пальцев. «Можешь играть в безразличие сколько угодно, — подумала она, — но мысленно ты наверняка просчитываешь каждый шаг».

Боб подошел к бассейну, посмотрел вниз на воду, потом, нарочито не торопясь, нырнул плашмя. Раздался оглушительный всплеск, больше похожий на взрыв. Клаудиа инстинктивно поморщилась, как от боли. Господи, как же ему-то, наверное, сейчас больно.

Он, однако, и вида не подал. Несколько раз неловко окунулся и выбрался на берег, отряхиваясь, как огромный терьер. Она с трудом сдерживала смех.

— Ну, знаете, в олимпийскую команду я бы вас не записала.

— Если вам нужен спортсмен, обратитесь к Маскл Бич. Я зарабатываю на жизнь тем, что делаю фильмы.

— Извините, я не хотела вас обидеть. Просто…

— Просто вы ожидали, что я красиво нырну, а потом грациозно поплыву. Так знайте же, милая леди, что я купаюсь для того, чтобы охладиться, а не затем, чтобы произвести впечатление. Я вовсе не строю из себя совершенство. Думаю, и вам не следует этого делать. Из этого никогда ничего хорошего не выходит.

Клаудиа достала бутылку шампанского из ведерка со льдом, налила себе в бокал.

— Что вы хотите сказать?

— Только то, что вы потрясающая актриса. У вас есть харизма… или как там это называется. Вы прекрасно смотритесь на экране. И этого вполне достаточно. Совсем не обязательно кромсать себе лицо, пытаясь доказать, что вы красивая женщина. Вы и в самом деле очаровательны, и пластические операции здесь не играют никакой роли.

Она вся сжалась.

— Кто вам рассказал о подтяжке?

Он скрестил пальцы — на счастье, отвел руку за спину. «Прости меня, Жизель, я постараюсь это искупить», — подумал он.

— Жизель мне об этом рассказала. А теперь послушайте, что я вам скажу. Это не имеет никакого значения. Даже если бы вы позволили мне взглянуть на себя поближе, уверен, я бы не обнаружил ни одного шрама. А отсюда вообще ничего не заметно, можете мне верить.

Теперь она посерьезнела.

— Да, но как насчет кинокамеры? Можете вы мне гарантировать, что и на экране ничего не будет заметно? Что, если в крупных планах я буду выглядеть чудищем заморским?

Он задумался на мгновение.

— Клаудиа, у меня есть для вас предложение. Я говорил вам, что мы собираемся снимать фильм в южных морях. Это такая сага о пустынном острове. Там почти все ходят раздетыми. И вот какая у меня мысль. Мы сконцентрируемся на показе вашего знаменитого тела, по которому все сходят с ума. А лицо будем давать средним планом. Если же понадобится крупный план, нанесем гель на объектив кинокамеры.

Она сделала большой глоток шампанского. От холодных пузырьков язык закололо как иголками. Она почувствовала, что стало легче.

— Звучит заманчиво. Но как я могу быть уверена в том, что вы именно так и сделаете?

— Очень просто. Я включу это в ваш контракт. И, кроме того, оговорю, что все крупные планы попадут в фильм только с вашего одобрения. Если вы обнаружите хоть малейший шрам, кадр не будет использован.

— Это точно?

Он осторожно выдохнул и разжал скрещенные пальцы.

— Ну разумеется. Так что вы теперь скажете?

— Мне это интересно, но я должна подумать.

— Клаудиа, — мягко проговорил он, — у вас нет времени. На прошлой неделе я встречался с Дэном Кейзером. Так вот, он начинает терять терпение. Вы, может быть, считаете, что у вас со студией контракт на три фильма, но если так будет продолжаться, студийные юристы могут решить иначе.

Она поставила бокал на столик. Итак, она его раскусила. Он еще круче, чем кажется с первого взгляда. Гораздо круче. Однако в следующий момент она подумала: какого черта! У нее тоже есть крутые ребята. Ее телохранители.

— Через неделю, — коротко ответила она. — Через неделю позвоните моему агенту. Он вам сообщит о моем решении. — Она взяла оставленное на стуле полотенце, кинула ему. — А теперь одевайтесь, и побыстрее. Через полчаса за мной должны заехать. Я совсем не хочу, чтобы вас застали здесь в таком виде и подумали невесть что.

Делани ушел. Солнце садилось, и, несмотря на теплый вечер, Клаудиа почувствовала, что ее бьет дрожь. Она нагнулась, погладила шелковистую теплую шерсть таксы, свернувшейся у ног. Собака тут же открыла глаза, посмотрела на хозяйку.

— С тобой-то все ясно, — любовно произнесла Клаудиа. — Единственное, что тебе нужно от жизни, — это любить меня и быть рядом со мной. Если бы мужчины, с которыми я встречалась, были похожи на тебя.

Собака как будто поняла ее слова. Вскочила, отряхнулась, взобралась к ней на колени. Они вместе наблюдали, как солнце опускается за холмы, поросшие пальмами.

Она сказала Бобу Делани неправду. Никто не собирался за ней заезжать, и идти ей было некуда. Клаудиа Грэхэм сейчас жила вне светских развлечений, вне киносъемок… и без мужчин.

После того как Чад покинул ее, она оказалась в добровольном заточении. Она отменила все ранее назначенные встречи и запретила секретарше назначать новые. Агенту сказала, что никого не принимает. Потом поехала в Рим, подтягивать глаза. Она знала, внешность — основное, что притягивает к ней мужчин. Поэтому, когда ее бросали, она считала, что наступило время для исправления внешности. Однако на этот раз все обернулось против нее.