Диана Стоун - Рождение Авроры

В одном углу были сложены мотки веревки и какие-то инструменты, на крючках на стене висели два старых пляжных зонта и несколько удочек.

Рассел осматривал все это добро со смесью грусти и благоговения на лице.

— Боже, как давно я не заглядывал сюда! В юности эта кладовка была моей сокровищницей и тайным убежищем.

Стелла наблюдала, как он ходит по кладовке, рассматривает, трогает то одну вещь, то другую, улыбается и покачивает головой, словно не замечая духоты.

— Судя по выражению твоего лица, ты вспоминаешь что-то приятное, — заметила она.

— О да. Вспоминаю дни детства и юности. — Он повернулся к ней, но взгляд его был устремлен куда-то вдаль и немного в себя.

— Как здесь было здорово, когда мы были мальчишками. Мы носились по городу как непоседливые щенки, ловили крабов в бухте, катались на серфах, а после обеда, до того как вместе отправиться на набережную прошвырнуться, как мы это называли, встречались здесь. Иногда ребята притаскивали сюда спальные мешки и мы сидели тут до рассвета. — Его взгляд сделался мечтательным. — И так лето за летом до тех пор… впрочем, думаю, тебе это будет неинтересно. — Он повернулся к электрическому щитку и стал внимательно его разглядывать. — Так, посмотрим…

— Эй, погоди-ка, что ты хотел рассказать? И почему решил, что мне это будет неинтересно? — Предчувствие подсказывало ей, что дело касается первой любви.

Он замялся.

— Давай рассказывай, раз начал. Ты меня заинтриговал, так что я теперь от тебя не отстану. — Она с решительным видом уселась на старый чемодан, стоявший в углу — Не уйду отсюда, пока не расскажешь.

Рассел вздохнул.

— Ладно, слушай, — начал он, усаживаясь на стул с поломанной спинкой напротив Стеллы. — Это было давно. Мне было семнадцать, а ей шестнадцать с половиной. Все лето мы встречались. Каникулы уже подходили к концу, и ей скоро надо было уезжать домой, в Оклахому. По вечерам, гуляя по набережной, мы с ней целовались, но в конце концов нам этого стало мало, и однажды я привел ее сюда. По-моему, ей не меньше моего хотелось узнать, что же это такое — заниматься любовью. — Рассел улыбнулся и печально покачал головой. — Не верю, что тебе хочется слушать об этом.

В рассеянном свете над его головой носились пылинки.

— Хочется, — тихо сказала Стелла.

— Ладно. Это был первый раз для нас обоих. Мы старались издавать как можно меньше шума, а потом мне стало ужасно интересно, что же она обо всем этом думает. Не сожалеет ли, ведь на следующий день она уехала домой и нам даже не удалось как следует поговорить. И весь остаток лета я все думал, не разочаровал ли ее.

Стелле трудно было поверить, что Рассел мог делать что-то не идеально, тем более любить. Впрочем, тогда он был еще совсем юным, не уверенным в себе подростком, не то что теперь. В последнее время она слишком часто представляла, как они занимаются любовью, и в ее мечтах это было бесподобно.

Лицо Стеллы вспыхнуло от этих мыслей, но, слава богу, в кладовой свет был тусклым и он не мог это видеть.

— И что было дальше? — поинтересовалась она.

— Через месяц я получил от нее письмо. Она писала, что ее отношение ко мне осталось прежним. И еще, что это была самая чудесная ночь в ее жизни, но, поскольку начинается учеба и в этом году она заканчивает школу, она хочет поставить меня в известность, что будет встречаться с другим.

— После этого вы еще когда-нибудь виделись?

— Нет. Больше она сюда не приезжала. Наверное, уехала куда-нибудь учиться, а может, и замуж вышла. — Он встал и взял ее за руку. — А ты мне расскажешь что-нибудь о себе? Не прямо сейчас, а за обедом?

Она взглянула на него широко раскрытыми глазами, и он улыбнулся.

— Боюсь, я неуклюже выразился. Надеюсь, ты не подозреваешь меня в неджентльменском любопытстве? Но ведь наверняка в твоей жизни было много хорошего и интересного, о чем ты могла бы рассказать?

Она кивнула.

— Пойду займусь обедом, — поспешно добавила она и вышла из кладовой.

— И ты могла бы больше доверять мне! — крикнул он ей вслед и, занявшись пробками, пробормотал: — Все равно я рано или поздно все узнаю.

Обед прошел в теплой, дружеской обстановке, хотя в воздухе между ними витало едва ощутимое напряжение, ибо обоим приходилось сдерживать свои чувства.

Стелла, как и обещала, рассказала Расселу несколько забавных эпизодов из своей жизни, в особенности из того периода, когда она работала в школе с детьми, а также поделилась парой приятных воспоминаний детства. Он тоже не остался в долгу и рассказал ей о своих детских проделках, а потом по ее просьбе о разных странах, в которых ему довелось побывать.

В конце концов обед был съеден и атмосфера сексуального напряжения сгустилась настолько, что ее можно было резать ножом. Глаза Рассела потемнели, из них пропали смешинки, взгляд сделался серьезным и чувственным.

— Звездочка, иди ко мне, — хрипло сказал он, не отрывая от нее взгляда.

— О, Рассел. — Стелла, словно завороженная, поднялась, сделала несколько шагов и буквально упала в его объятия, подставив губы для поцелуя.

Оторвавшись от ее губ, он осыпал поцелуями шею, спускаясь ниже, к вырезу платья. Она взяла его руку и, поднеся к лицу, поцеловала костяшки пальцев, которые он поцарапал, когда вешал кондиционер. Желание, затопившее Стеллу, было настолько сильным и всепоглощающим, что она готова была отдаться ему прямо здесь, на полу кухни.

— Я хочу тебя, Рассел, — призналась она, понимая, что бесполезно пытаться противостоять неизбежному.

— Я тоже хочу тебя, любовь моя.

— Хочешь, пойдем в спальню?

— Непременно. Но вначале ты должна пообещать мне кое-что.

— Что же? — задыхаясь спросила она.

— Что обязательно поделишься со мной всем тем, что так тревожит тебя. Я знаю, что ты не все мне рассказала, что ты прячешься здесь, на Арахо, не только потому, что тебя преследуют журналисты и всякие озабоченные типы. Есть еще нечто такое, чего ты опасаешься, я прав? И мне бы хотелось, чтобы ты поделилась со мной своими тревогами. Кто знает, возможно, я смогу тебе помочь. И мне бы хотелось, чтобы ты сделала этого до того, как мы займемся любовью, ибо без доверия не может быть любви. Ты согласна?

Она застыла и медленно отстранилась.

Рассел в отчаянии продолжил:

— Пойми, это не игра и не желание занять главенствующую роль в наших отношениях. Нет, напротив, я хочу, чтобы мы были равны. Но мы оба будем в проигрыше, если ты не доверишься мне.

Рассел увидел, как дрогнул ее подбородок, когда она украдкой взглянула ему в лицо и тут же снова отвернулась. Он чувствовал, что решимость его ослабевает, а перед глазами все расплывается от тревоги за нее. Господи, как же он хочет помочь ей, сделать так, чтобы в этих прекрасных глазах больше никогда не светилось отчаяние. Возможно, ему не следовало ставить ей такое условие, а молча, с благодарностью принять то, что она готова была ему дать?