Мишель Рид - Женская гордость
— И это означает, что Клея у нас теперь — независимая женщина, и ей совершенно не нужна хорошо оплачиваемая работа у Макса Лэтхема. — Он решил, что все сводится к этому и что он получил исчерпывающий ответ на свой вопрос. Рот его скривился в надменной улыбке, а его саркастический тон так сильно обидел ее, что ей пришлось собрать все силы, чтобы внутренне успокоиться.
— Я ушла, когда еще ничего не знала об этих деньгах, — резко заметила она. Он может насмехаться над ней сколько его душе угодно, но он же еще не знает, из-за чего она все это сделала! — К тому же, — добавила она не менее резко, — я уже устроилась на новую работу!
— Так значит, бедному Максу показали нос, вот и все! — заключил он с сухой усмешкой.
Эта несправедливость так возмутила Клею, что она вскочила со стула и в ярости посмотрела на Макса.
— Но ведь бедному Максу нет до меня никакого дела! — почти крикнула она.
Да, по-видимому, все сведется к вульгарному скандалу, подумал Макс.
— Если такие сцены станут для нас нормой, то я думаю, что действительно не захочу иметь с тобой дело.
— Ну и прекрасно, — сказала она, смиряясь с его презрением, и только по взмаху ресниц было видно, какой тяжелый он нанес ей удар. С холодной решимостью она подняла вверх подбородок. — Теперь, когда я знаю, как ты ко мне относишься, мне будет легче сообщить то, о чем мне было так трудно говорить.
«Ну, наконец-то!» — было написано на его лице, тоже порядком измученном этим тягостным разговором.
— У меня будет ребенок.
Ну вот и все. Вот она и сказала ему. Клея по чувствовала грустное облегчение и как-то сразу поникла.
Но Макс не испытал ни малейшего облегчения. Клея увидела, как холодная снисходительная маска сошла с его лица, как его голубые глаза сузились от гнева, а ленивая поза сменилась настороженной и натянутой. Руки его напряглись, сжались в кулаки, спина прогнулась, как перед прыжком, лицо побагровело от ярости.
Она по-настоящему испугалась и, подняв руку и прикрываясь от него, умоляюще сказала:
— Я тебе все объясню…
— Ты… дрянь!.. — прошептал он, и Клея чуть не упала, отступая назад, а Макс, рыча от ярости, накинулся на нее и схватил за дрожащие плечи.
— Это получилось случайно, Макс…
Но он не слушал — пальцы его больно сжимали ее хрупкие плечи, глаза его сверлили ее лицо как серебряные буравчики.
— Я тебе доверял, — прорычал он и тяжело тряхнул ее.
Ей казалось, что она видит перед собой совершенно незнакомого человека — лицо его было искажено злобой, челюсти плотно сжаты, губы яростно искривлены. Она застонала, стараясь высвободиться из его рук, но он схватил ее еще крепче.
— Я тебе доверял! — повторил он хрипло, так что было трудно разобрать слова. — Ты должна была следить за этим! — продолжал он грубым, страшным голосом, взбешенный воспоминаниями о ее уверениях в том, что все будет в порядке. — Ты все это нарочно устроила!
— Нет!
— Да! Ты настоящая гадина! — Он снова тряхнул ее, так что иссиня-черные волосы почти закрыли ее смертельно бледное лицо. — Я ведь доверял… доверял тебе!
Он уже совершенно не контролировал себя, и Клея с ужасом увидела, как он занес над ней руку, и поняла по выражению его побелевшего лица, что он не остановится ни перед чем.
— Не трогай меня… — взмолилась она. От страха она прикрыла глаза рукой и вся съежилась. Внезапно ее захлестнула горячая волна, которая с невероятной быстротой прокатилась по всему телу от ног к голове и с ревом обрушилась на виски и уши, так что она перестала воспринимать то, что с ней происходило.
Ей все вдруг стало безразлично — и Макс, и боль в руке. Ее начало колотить сильнейшей дрожью. Давление крови, приливающей к голове, все усиливалось, перед глазами запрыгали яркие цветовые пятна, распадающиеся на миллионы маленьких искорок. Клея слабо застонала. Больше она ничего не помнила, абсолютно ничего. Ее обступила полная темнота, но она испытала смутное облегчение от такого исхода.
7
Безжизненное тело Клеи медленно оседало на пол — она была в глубоком обмороке. Поддерживая ее, Макс смотрел на нее завороженным взглядом. Ему стало страшно, когда он увидел, как тяжело повисла ее освободившаяся рука.
Глубокая тишина в комнате отдавалась в его ушах навязчивым звоном. С содроганием и ужасом подумал он о том, что только что чуть не совершил отвратительный, непростительный поступок — правая рука его все еще была занесена для удара.
Сейчас его охватило одно-единственное чувство — глубочайшее отвращение к себе.
Глядя на лежащую у его ног девушку, на ее черные волосы, он судорожно вздохнул, сел на колени рядом, мягко перевернул ее и отвел от лица ее руку, которой она хотела от него защититься. Казалось, все в ней отливало синевой — одежда, волосы, пугающая бледность кожи.
— Клея… — позвал он хриплым, сдавленным голосом. Макс был в полном отчаянии оттого, что смог такое допустить. Затем, вздохнув поглубже и проклиная себя, он поднял на руки и перенес на диван ее худенькое тело, обмякшее и потому тяжелое. Никогда раньше не видел он ее такой больной и беззащитной. Он снова почувствовал острое отвращение к себе, понимая, что, именно благодаря ему была она сейчас в таком состоянии.
Что же я наделал. Клея!
Он начал осторожно растирать ей руки, но, казалось, кровь в них застыла — такие они были холодные. Бледная, безжизненная кожа местами потемнела, и его пальцы оставляли на ней глубокие вмятины.
— Клея! — позвал он умоляющим голосом в надежде, что она услышит его.
И действительно, она начала медленно приходить в себя. Уголки губ ее дрогнули, веки затрепетали: жизнь потихоньку возвращалась к ней — Клея даже немного пошевельнулась.
Макс продолжал растирать ей руки, и, открыв глаза. Клея прежде всего растерянно посмотрела на них. Но тут она вспомнила о мучительной и безобразной сцене, которая произошла между ними, и снова испугалась. Вырвав свои руки из его рук, она посмотрела на него устало и настороженно.
— Я бы никогда этого не сделал, — стал горячо оправдываться Макс, но голос его звучал надломленно и неуверенно. Он побелел как простыня, губы его дрожали. — Ты просто вывела меня из себя. Но я никогда не ударил бы тебя.
Не ударил бы? Но в те ужасные секунды Макс совершенно потерял над собой контроль. Раньше она думала, что он обладает необыкновенной выдержкой, но сейчас поняла, что это далеко не так. И сейчас, вовсе не желая снова доводить его до подобного состояния, она лежала с опущенными глазами, не шевелясь и не произнося ни слова, она только старалась унять в себе внутреннюю дрожь… Да, Макс поднял на нее руку, и она никак не могла прийти в себя от потрясения и страха, испытанных, может быть, впервые в жизни.
