Маргарет Роум - Замужество Кэролайн
Проснулась Кэролайн примерно через час, чувствуя себя совершенно бодрой. Услышав шаги Доменико в соседней комнате, она взглянула на часы и поняла, что пора одеваться.
Кэролайн поспешно вскочила и направилась в ванную. Но когда вылезла из нее, обнаружила, что забыла халат, поэтому вернулась в спальню, обернувшись большим полотенцем. Сначала она не заметила высокую фигуру у окна, но, узнав ее, вскрикнула от ужаса:
— Доменико!
Он уставился на нее, с одобрительной ухмылкой разглядывая ее обнаженные плечи и кончики пальцев ног, торчащие из-под полотенца.
— Очаровательно! — протянул Доменико, а Кэролайн безуспешно попыталась прикрыть полотенцем плечи. Щеки ее залила краска.
— Что тебе надо? — негодующе спросила она.
Доменико подошел к ней, пристально глядя в лицо, и встал так близко, что Кэролайн пришлось откинуть голову, чтобы посмотреть на него.
— А что ты можешь предложить? — прошептал он ей на ухо.
Кэролайн отпрянула, словно ее ужалили.
— Это неслыханно! Ты любишь меня унижать, Доменико.
Его близость волновала Кэролайн. Она заставила себя перестать дрожать и приняла равнодушный вид, что очень насмешило Доменико.
— Хватит разыгрывать из себя недотрогу!
Она сердито развернулась:
— Ты меня совершенно не знаешь. Разве ты сам недавно не говорил, что я для тебя загадка? — Она сердито вздернула подбородок. — Откуда ты знаешь, какая я, Доменико? — с вызовом спросила она.
Он прищурился, явно собираясь что-то сердито ответить, но потом передумал, улыбнулся и коснулся рукой ее спины, отчего по телу Кэролайн пробежал ток. Однако она не пошевельнулась и не показала виду. Между тем одна рука Доменико поглаживала ее голую спину, а другая, к ее ужасу, пыталась развязать край полотенца. Он не посмеет!
Но Доменико был готов на все, и Кэролайн это прекрасно знала. Она яростно шагнула назад и в этот момент страстно ненавидела его за торжествующий смех.
— Видишь, я доказал, что прав, Кэролайн. Ты можешь быть кем угодно, только не светской львицей, — насмешливо произнес он, а потом, к ее досаде, со смехом направился к двери своей комнаты, добавив на прощание: — Я вернусь позже, когда ты немного успокоишься. Хочу, чтобы ты кое-что надела сегодня вечером, но в данный момент ты этого не оценишь.
Когда дверь за ним захлопнулась, Кэролайн упала на табурет, уже не сдерживая злости. Никогда в жизни не чувствовала она себя так глупо. «Ненавижу его», — дрожа, повторяла Кэролайн, но какой-то другой голос в глубине ее души твердил, что это не так.
Когда Доменико вернулся в ее комнату, Кэролайн уже оделась и взяла себя в руки. Он молча протянул ей маленькую коробочку. Кэролайн с удивлением взяла ее и открыла крышку. Внутри на подкладке из темно-красного бархата лежала изысканная брошь в форме розы с только что раскрывшимися лепестками, инкрустированная бриллиантами. Это была такая красивая вещь, что Кэролайн непроизвольно вскрикнула от восхищения:
— Но, Доменико, я не могу надеть ее! Она слишком ценная. Пожалуйста, возьми ее и положи в безопасное место. Ужасно, если я ее потеряю.
Доменико вынул брошь из коробочки и приколол к ее платью.
— Я хочу, чтобы ты надела эту розу. — Он помедлил. — Это брошь моей матери.
Кэролайн осторожно коснулась пальцем бриллиантовых лепестков.
— Твоей матери? И ты хочешь, чтобы я ее надела?
— Да.
Кэролайн не сдержалась: подошла к нему и прижалась губами к его щеке. В ее глазах стояли слезы жалости к маленькому мальчику, который расставался с драгоценностями своей матери, и она хрипло прошептала:
— Спасибо, Доменико, за большую честь, которую ты мне оказал. Я буду счастлива носить брошь твоей матери.
Впервые за все время Доменико не знал, что сказать. Он поднес руку к щеке и тронул то место, к которому только что прикоснулись ее губы.
— Кэролайн…
Она поспешно отошла в сторону, уже жалея о своем импульсивном поступке. Если он догадается, что она любит его, все ее планы рухнут. Доменико нужно сдерживать, а не поощрять.
— Синьора Викари! — Кэролайн с облегчением услышала голос Аделины за дверью. — Синьора Викари! Вам пора спускаться вниз к гостям.
— Спасибо, Аделина, — быстро ответила Кэролайн. — Я уже иду.
Не глядя на Доменико, она направилась к двери, но он преградил ей путь и настойчиво повторил:
— Кэролайн…
— Пожалуйста, Доменико, мне надо идти. Тетя Рина ждет.
— Она может подождать еще несколько минут, дорогая. Я хочу поговорить с тобой.
Ласковое обращение, произнесенное с такой нежностью, заставило Кэролайн запаниковать, и она торопливо крикнула:
— Аделина! Аделина!
— Да, синьора?
— Зайди на минуту. Я хочу, чтобы ты помогла мне застегнуть «молнию».
— Конечно, синьора.
Дверная ручка начала поворачиваться, но Доменико опередил ее.
— Все в порядке, Аделина. Я сам помогу синьоре. Можешь сказать тете, что мы спустимся через несколько минут.
— Да, синьор Доменико. — И Аделина мягко направилась к комнате своей хозяйки.
— А теперь, — Доменико приподнял голову Кэролайн за подбородок и заглянул ей в глаза, — объясни мне, пожалуйста, как произошло такое чудо, что ты сама меня поцеловала?
Он вновь коснулся рукой щеки, словно не веря себе, и на его губах заиграла довольная улыбка. Как могла Кэролайн развеять его подозрения? Отвернувшись и смертельно побледнев, она произнесла:
— Я всегда так благодарю моих поклонников, когда они дарят мне драгоценности. Я их обожаю. Бриллианты — лучшие друзья девушек. Когда возлюбленный уходит, бриллианты остаются как утешение.
Кэролайн не могла поверить, что этот резкий, язвительный голос принадлежит ей. Ее охватила сильная слабость в ожидании негодующего ответа, который должен был последовать за ее словами.
Доменико стал уже мягче относиться к ней, и Кэролайн надеялась, что он изменит свое первое мнение о ней. Но теперь! Что он должен чувствовать? Она не смела взглянуть на него, потому что знала: то, что она увидит, превратит ее сердце в камень.
Когда Доменико наконец заговорил, оправдались ее самые худшие опасения. Он не приблизился к ней и даже не повысил голоса.
— Маленькая мерзавка!
Кэролайн дернулась, как от удара, и против воли взглянула на него. Он стоял, засунув руки в карманы брюк, небрежно привалившись к дверному косяку. Даже загар не скрывал его бледности, но на лице не было отвращения, только равнодушие. И лишь глаза выдавали правду. Они были ледяными, тусклыми и полными боли. Казалось, в них никогда и не было той лукавой искорки и насмешливого блеска, которые так полюбила Кэролайн.
