Новенький - Инна Инфинити
— Да ну бред, — спорю.
— Давай пересмотрим этот момент, — новенький достаёт из рюкзака наушники, засовывает их в ноутбук и даёт один мне.
Я с опаской засовываю его в ухо, Соболев засовывает себе второй. Затем открывает ютуб и находит там сцену с песней. Мне снова становится немного неловко. Смотреть вместе с Соболевым что-то на ноутбуке, да еще и делить наушники — это уж как-то совсем.
Заставляю себя сконцентрироваться на ролике.
— Эээ, — изрекаю, когда мы досматриваем. — Все равно я ничего такого здесь не заметила. Ну, кроме того, что Лефу слегка приобнимает за плечи Гастона…
— Потому что ничего такого в этой песне и нет. Говорю же, если бы сам «Дисней» не заявил, что этот персонаж — гей, то никто бы и не понял. Ну, знаешь, это как Джоан Роулинг сказала, что Дамблдор гей.
— Дамблдор гей??? — изумленно восклицаю и тут же прикусываю язык. Вера Семёновна спит же.
— Да. Ты не читала заявления Джоан Роулинг об этом?
— Нет…
— Погугли. Ее как-то спросили, почему на протяжении всех книг ничего не говорится о личной жизни Дамблдора. Она ответила, что потому что он гей. У него была любовь с Гриндевальдом, — новенький на мгновение задумывается. — Кстати, можно было взять для проекта не «Красавицу и Чудовища», а «Фантастических тварей», и рассказать про любовь Гриндевальда и Дамблдора.
Я сижу в ступоре, пытаясь осознать услышанное.
— Зачем ты мне это рассказал? Мой мир больше никогда не будет прежним…
Соболев тихо смеется.
— Жизнь полна разочарований, Белоснежка.
— Но ведь все эти фильмы 16+!
— Там нет открытой пропаганды, чтобы нарушалось российское законодательство. Обычный зритель даже не заметит всего этого.
— Но ведь это фильмы для подростков! — не унимаюсь.
— А вот это и есть тема нашего проекта: пропаганда собственных ценностей в фильмах, которые транслируются в других странах. Особенно в тех, где аналогичных ценностей нет.
Мы проводим в библиотеке где-то еще час. Презентацию полностью делает Соболев, так что не очень понимаю, с какой целью я тут нахожусь: фильм смотрела невнимательно, на слайдах не печатаю. Весь час мы тихо переговариваемся, стараясь не разбудить библиотекаршу.
В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что мне очень интересно разговаривать с Соболевым. Он умный и наблюдательный, мыслит критически (в отличие от меня) и точно неподвластен пропаганде (опять же, в отличие от меня). Я даже проникаюсь к нему толикой уважения.
А еще он все это время в библиотеке хорошо себя ведет: не наглеет, не дерзит, не вторгается в мое личное пространство. Может же быть нормальным, если захочет.
Мы спускаемся в гардероб, продолжая непринуждённо разговаривать. Затем вместе выходим из школы.
— До завтра, — говорю с полуулыбкой и готовлюсь повернуться в свою сторону, как Соболев останавливает меня за руку.
— Соня, я тебя провожу, — вдруг говорит.
А вот тут я уже напрягаюсь.
— Не надо.
— Обещаю, что больше не буду тебя целовать. Просто провожу. Уже поздно.
— Не надо, — повторяю и высвобождаю руку из его захвата. — Мне нужно будет забрать сестру из садика.
— Заберём ее вместе. Соня, я не позволю тебе идти одной так поздно.
Только мое мнение о новеньком немножко улучшилось, как он снова за свое.
— Обещаю, что больше не буду тебя целовать, пока ты сама не попросишь.
А вот теперь я хочу влепить новенькому новую пощёчину. Как он вообще мог подумать, что я могу попросить его о поцелуе?
— Соня, ты одна так поздно не пойдёшь, — бескомпромиссно заявляет. — Я провожу тебя.
— Ладно, — соглашаюсь, потому что понимаю: он не отстанет.
Глава 17.
Мы идём молча. Мое настроение испортилось, а Соболев не знаю, почему молчит. У новенького есть одна дебильная черта характера (помимо того, что он хам и все такое) — он самостоятельно принимает решение, и все должны безоговорочно слушаться. Просто потому, что он так решил. Попахивает диктатурой и тиранией. Мне уже жалко его будущую жену.
— Ты сказал, — первая прерываю тишину и хруст снега под ногами, — что можешь сделать презентацию только сегодня, а в другие дни до культурологии у тебя не будет возможности.
— Да.
— Почему? Чем ты будешь занят после уроков в последующие дни?
Новенький молчит некоторое время. Как будто не очень хочет отвечать на мой вопрос.
— Есть дела, — наконец, говорит обтекаемо.
— Какие? — ехидно интересуюсь.
— Неужели я стал тебе интересен, Белоснежка? — насмешливо спрашивает.
— Не соскакивай с темы и не переводи в шутку. Я задала тебе конкретный вопрос.
— Я же сказал, у меня дела.
— А я спросила, какие, и жду ответа.
— Ты пока еще не готова к такой стороне моей жизни, Белоснежка. Не буду травмировать твою нежную психику.
Фыркаю. Что там у него? Неблагополучная семья? Это я уже и так знаю от мамы. К слову, для неблагополучной семьи у Соболева слишком дорогая куртка и слишком навороченный ноутбук.
— Подожди меня здесь, — говорю, когда мы подходим к детскому саду сестры.
— Я пойду с тобой.
— Нет! — рявкаю. — Если я заявлюсь с незнакомым парнем, то воспитательница сразу доложит об этом маме. А то и вообще не отдаст сестру. Сады дают детей только тем, на кого родители написали доверенность.
Не дожидаясь ответа от Соболева, я устремляюсь ко входу в группу. Не оглядываюсь назад, но судя по тому, что за спиной не хрустит снег от чужих шагов, новенький остался ждать меня у ворот в
