С первого взгляда (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна
Я ведь знаю, что после детдома мы никому не нужны. Вообще. Ни государству, ни воспиталкам, ни даже директрисе, которая усиленно делает вид, что печется о нашем будущем. На самом деле она просто выполняет свою работу, за которую получает бабки. Пока мы несовершеннолетние, забота о нас — ее головняк. Как только стукнуло восемнадцать — аривидерчи, валите на все четыре стороны.
И если прежде эта мысль не вызывала во мне никаких чувств, то сейчас она меня откровенно пугает. Ведь с недавних пор я несу ответственность не только за свою бестолковую жизнь, но и за Анину. А с ней халатно нельзя. Она нежная, хрупкая, ранимая… Как цветочек, понимаете? Ее нужно оберегать, заботиться о ней, а иначе завянет…
Дверь комнаты распахивается, а на пороге показывается мой сосед, Данила Лесков. Стянув с головы кепку, она валится на кровать и возводит задумчивый взгляд к потолку. А я продолжаю мерять шагами спальню, мысленно пытаясь разрешить неразрешимые алгоритмы в одночасье усложнившейся жизни.
— Чего такой мрачный, Мот? — нарушает тишину Лесков. — С Аней поссорился?
— Нет, — коротко мотаю головой.
— А чего тогда?
— А тебе какое дело? — огрызаюсь, вспылив.
Дело не в нем. Просто после Аниных новостей я весь как на шарнирах. Хочется рычать и бодаться. Чтобы хоть как-то спустить пар.
— Так я ж из благих побуждений спрашиваю, — пожимает плечами Данила. — Может, помочь чем? Вижу же, как раненный зверь по комнате мечешься…
Его вразумительный ответ приводит меня в чувства. Действительно, чего это я? Лесков — нормальный пацан, не раз выручал меня из передряг. Не стоит на него срываться.
— Блин, да проблема неожиданно возникла, — с тяжелым вздохом опускаюсь на свою кровать. — Аню удочерить хотят, прикинь?
— Реально? — приподняв голову, он недоверчиво кривится.
— Угу. Директриса так сказала.
— Жесть. А кто?
— Не знаю. Вроде какие-то мажоры из Москвы. Типа Анька им их погибшую дочь напоминает, — озадаченно чешу висок.
— Ого… А сама Краснова что на этот счет думает?
— Не хочет, конечно! На хрен ей эта Москва сдалась?
— Так пусть откажется. Это ее право.
— Ой, Дан, я тя умоляю, — закатываю глаза. — Мы в Рашке живем, какие права? Директриса прямым тексом ей сказала, мол, если эти москвичи захотят тебя забрать, ты поедешь с ними. И это не обсуждается.
Повисает молчание. Лесков отворачивается к окну и секунд десять обмозговывает услышанное. А затем снова ловит мой взгляд и предлагает:
— А ты сам с ней поговори.
— С кем? — не догоняю я.
— С директрисой. У вас отношения, конечно, непростые, но в целом она ж нормальная баба. Помнишь, как за Артюхова впрягалась, когда его мусора загрести хотели? А как городского чинушу послала, когда он у нас половину территории отжать хотел?
— Да, было такое, — тяну задумчиво. — Но тут вряд ли выгорит. У нее, походу, свой интерес…
— Так попытка не пытка, братан. Что ты теряешь?
Хм… И правда. Почему бы не попробовать? Директриса, конечно, баба с гонором, но вдруг получится? В конце концов, перед тем, как идти на радикальные меры, нужно перебрать все доступные варианты.
— Ладно. Поговорю, — после небольшой паузы решаю я. — Только что мне ей предложить-то?
— Ну, во-первых, конфеты купи. Эти, ее любимые, с кокосом… Как уж называются?
— Рафаэлло?
— Ну да.
— Они дорогие, зараза.
— Ну а ты как хотел? — усмехается. — Если торговаться, то торговаться умом.
— Тоже верно, — киваю.
— Потом попроси за Аню и скажи, что согласен на все ее условия. Помнишь, она в том году тебя на олимпиаду какую-то отправить хотела? А еще покраску подсобки своими силами просила организовать?
— Да, помню…
Раньше я не особо заморачивался тем, чтобы угождать администрации. А теперь понимаю, что зря.
— В общем, как-то так, — резюмирует Данила, откидываясь обратно на подушку. — А дальше — по ситуации смотри.
— Спасибо за наводку, Дан, — благодарно вздергиваю уголки губ.
— Да пока не за что, — отмахивается. — Но, если выгорит — с тебя пачка Примы.
Глава 22. Матвей
— Ваши восемь рублей, — продавщица возвращает сдачу, и я прячу ее в карман джинсов.
Стаскиваю с прилавка пакет с подношениями директрисе и вешаю его на предплечье. Там конфеты, банка кофе и какая-то травяная настойка, которую, по слухам, она очень любит. Ради всего этого добра мне две ночи пришлось разгружать товарные вагоны, так что я очень надеюсь, что дело выгорит и мне удастся ее умаслить.
Выхожу из магазина и, слепо щурясь на полуденном ярком солнце, направляюсь в сторону детдома. В это время мы обычно гуляем с Аней, но сегодня я сменил привычный распорядок. Не хочу ничего ей говорить до тех пор, пока не перетру с директрисой. Шансов на успех, как говорится, пятьдесят на пятьдесят. Поэтому не стоит раньше времени обнадеживать малышку.
Притормаживаю у кабинета Нонны Игоревны и вооружаюсь лучезарной улыбочкой. Я не привык быть милым, но сегодня, походу, придется. Ведь впервые в жизни одолжение нужно не директрисе, а мне самому.
— Здра-а-асте, — тяну я, распахнув дверь. — Можно к вам, Нонна Игоревна?
— А… Горелов, — она мажет по мне равнодушным взглядом. — Ну, рассказывай, что опять натворил?
— Почему сразу натворил-то? — натужно скалясь, приближаюсь. — Я, между прочим, к вам не с пустыми руками. С гостинцем, так сказать.
Ставлю пакет на ее стол и терпеливо жду реакции.
Директриса недоуменно косится на презент. Потом на меня. Потом снова на презент. Вскинув брови, опасливо заглядывает внутрь пакета, а затем опять фокусируется на моем лице:
— Горелов, ты меня пугаешь. Говори живо, что произошло?!
— Да расслабьтесь, Нонна Игоревна, ничего не произошло, — пытаюсь усыпить ее бдительность. — Все в порядке, честное слово! Это я просто так принес. От души.
Она поджимает губы. Поводит плечами. Видно, что не верит, но подвоха уловить не может.
Кажется, самое время вскрывать карты.
— Вы берите-берите. Все свежее, я только что купил, — пододвигаю пакет ближе к ней. — И раз уж я тут, у меня к вам просьба. Ма-а-аленькая совсем. Незначительная. Но я уверен, что вы сможете мне помочь.
— Так бы сразу, — выдыхает с облегчением. — Ну давай, Горелов, излагай. Не тяни резину.
— В общем, я по поводу Ани, — выпаливаю, собравшись с духом.
— Какой Ани?
— Красновой. Вы ей сказали, что ее удочерить хотят. Помните такое?
— Ну да, — кивает. — А ты здесь при чем?
— Я вас попросить хотел, — прокашливаюсь. — Можете ее в Москву не отправлять? Пожалуйста. Она мне здесь нужна. Мы… Мы с ней дружим.
Лицо директрисы наконец озаряется пониманием. Теперь мои мотивы ясны ей как день.
— Дружите, значит, — тянет задумчиво. — Ну, дружба — это дело хорошее.
— Я тоже так считаю, — поддакиваю приободренно. — Ну так что, оставите ее здесь?
Я почти уверен, что сейчас Нонна Игоревна снисходительно ухмыльнется, добродушно покачает головой и в конце концов скажет: «Черт с тобой, Горелов. Забирай свою Аню, и будьте счастливы».
И она действительно усмехается. Действительно ведет подбородком из стороны в сторону. А потом открывает рот и совершенно безапелляционным тоном произносит:
— Нет.
Такое чувство, будто мне пощечину залепили. У меня аж челюсть отвисла, и воздух в легких разом закончился.
— Нет?.. — переспрашиваю хрипло.
Хоть бы глюк. Хоть бы послышалось.
— Нет, — повторяет жестко и категорично. — Аня отправится в Москву и начнет жизнь с чистого листа. Поверь, Матвей, ей от этого только лучше будет.
— Но… Вы не понимаете, — упрямо возражаю я. — Ане тут хорошо, со мной! Мы с ней вместе, у нас планы на жизнь!
— Не смеши меня, — пренебрежительно отмахивается. — Какие у вас могут быть планы? Вам лет-то сколько?
— Да при чем тут, сколько нам лет?! — завожусь. — Это вообще неважно! Важно то, что мы любим друг друга! По-настоящему!
