Энн Хампсон - Жена за один пенни

Позже Лиз стояла на балконе своего номера в гостинице, высоко над площадью, пораженно наблюдая это столпотворение внизу. Куда они все так спешат, эти лихорадочно перемещающиеся муравьи?

— Я еще никогда не видела таких толп, — призналась она Спиросу, когда, спустившись в вестибюль гостиницы, присоединилась к нему. — И так, очевидно, будет все время. Здесь просто не пройти!

— Ну, мы сейчас в самой оживленной части города, — напомнил ей Спирос. — К тому же эта суматоха скоро закончится.

Наступал вечер, и, оставив машину в гараже гостинице, они решили побродить по городу.

Они шли через лабиринты аллей и улиц с их кофейнями и ресторанами, из которых доносился густой запах жареного мяса. Тягучие звуки народных инструментов смешивались с взрывами смеха, болтовней и музыкой из дискотек. Через открытые двери Лиз заметила танцовщиков, исполняющих сложные фигуры сиртаки.

Свет и шум, мужчины, устроившиеся за столами играть в карты, продавцы цветов, атакующие каждого попадающегося им навстречу туриста, зазывалы у дверей ночных клубов — вся эта современная жизнь удивительно противоречила раскинувшимся вверху величавым зданиям Акрополя, подсвеченным мягким светом прожекторов и как бы вознесенным над всей этой сумасшедшей кутерьмой внизу в самой старой части города, отданной на откуп туристам.

— Как жалко, — вздохнула Лиз, когда им пришлось свернуть с дороги, чтобы избежать назойливой женщины, старавшейся непременно прицепить им на одежду цветы.

— А ведь когда-то здесь было чудесно.

— Так оно и осталось. Днем здесь все по-другому.

Если хотите, мы можем вернуться сюда утром.

Она кивнула и снова подняла глаза наверх. Суровые лица кариатид, казалось, хмурились, глядя на веселье внизу.

— Надо найти ресторан, пора подкрепиться, — предложил Спирос.

Он знал подходящее местечко. Снаружи оно выглядело не слишком роскошным, однако, как обнаружила Лиз, внутри все было великолепным. Решетка, увитая виноградом, служила здесь потолком, который подсвечивали разноцветные лампы. На подиуме мужчины в национальной одежде исполняли сложные па народных танцев.

— Вам понравилось? — спросил Спирос в гостинице, провожая Лиз к лифту.

— Было замечательно, — с восторгом отозвалась Лиз. И только позже, уже ложась спать, она подумала, что, хотя Спирос остроумный и приятный собеседник, все же ей чего-то не хватало.

Открыв окно, Лиз вышла на балкон, глядя, как внизу машины по-прежнему сплошным потоком пересекают площадь.

Мысли Лиз автоматически вернулись к ее мужу, который был где-то в этом городе вместе со своей любовницей. Грету, очевидно, не беспокоили принятые в Греции строгие правила, запрещающие девушке встречаться с мужчиной до замужества. Смотря невидящими глазами на потоки огней внизу, Лиз призналась себе, что если Нигель решил соблазнить Грету, а именно это он и сделал, то девушка должна была обладать неимоверной волей, чтобы противится ему. Лиз вспомнила о словах Нигеля, что даже самые сильные люди могут поддаться искушению. Она только сейчас нашла время подумать над ними. Даже самые сильные… Он именно так и сказал, а потом оборвал себя.

Как будто ему самому пришлось бороться с искушением… и он сдался. Могло ли это означать, что он не хотел возобновлять роман с Гретой, но не устоял перед ее чарами? Похоже на то, и Лиз вдруг почувствовала странное чувство радости и ожидания. Это напомнило ей испытываемое в детстве возбуждение перед днем рождения. Но откуда оно взялось сейчас? Это ведь не было связано с ожиданием каких-то подарков. Первый раз в жизни чувствуя себя неуверенно, Лиз закрыла окно, задвинув шторы. Большая комната с кондиционированным воздухом была прохладной и тихой, и, несмотря на свои сметенные чувства, Лиз быстро уснула.

Они рассчитывали провести в городе четыре дня, но после трех дней бесконечных путешествии оба были настолько измучены, что решили последний день немного отдохнуть. Сразу после завтрака они поехали на побережье, где и провели весь день, купаясь и загорая.

На следующее утро они поехали домой, и хотя Лиз раньше говорила, что встреча с Нигелем ничуть ее не беспокоит, она была неизмеримо рада, что этого не произошло.

Глава шестая

Хотя ей понравилось путешествие, Лиз тем не менее чувствовала какую-то необъяснимую пустоту и беспокойство, которые мешали ей в полной мере насладиться увиденным. Необъяснимая пустота? Зачем скрывать правду?

Ей ведь некого обманывать, кроме себя самой, и можно честно признаться, что она с большим бы желанием поехала в Афины со своим мужем, а не с его двоюродным братом.

При этой мысли на губах Лиз появилась кривая улыбка — если бы они с Нигелем поехали вместе, путешествие превратилось бы в череду нескончаемых ссор. Странно, но она никогда раньше не думала о дружбе с Нигелем, он в ее глазах олицетворял мужскую самонадеянность, которая у других знакомых ей мужчин всегда казалась очень неуместной, — так много усилий они прилагали, чтобы сохранить это чувство превосходства. Лиз же чувствовала только презрение к этим жалким усилиям, к их слабости. И это была одна из причин, по которой она никогда не собиралась выходить замуж. Но ей пришлось признать силу в своем муже, и в эти минуты откровения Лиз поняла, что должна быть более дружелюбна с Нигелем. Значит, им придется обоим отказаться от чувства вражды, подумала она, а потом решила, что это только она испытывает вражду. Основным недостатком Нигеля было то раздражающая двусмысленная ирония, которая, как он хорошо знал, вызывала к жизни самые худшие проявления ее характера.

— Вы о чем-то задумались?

Голос Спироса резко вернул Лиз к действительности, и она повернула голову. Оставив далеко позади Афины, они приближались к Фивам, въезжая в страну Диониса, где в языческие времена молодой прекрасный бог гонялся за нимфами горы Геликон.

— Я наслаждаюсь видом. — Ей совсем не хотелось разговаривать со Спиросом, и хотя Лиз чувствовала себя немного виноватой из-за этого, она снова замолчала, желая только, чтобы ее оставили в покое и дали возможность наслаждаться окружающей природой.

Склоны горы Геликон казались голыми и страшными, и перед мысленным взором Лиз предстала картина того, как ребенком Эдип со связанными ногами был брошен на этих скалах своим отцом — Лаем, которому оракул предсказал смерть от руки сына. Но ребенок был найден пастухами и назван Эдипом из-за его распухших ног. Позже дельфийский оракул предсказал Эдипу, что тот убьет своего отца и женится на матери Иокасте. И конечно, предсказание сбылось.