Елена Кшанти - Блаженная несвобода

По его мнению, такой эффект объясняется затяжными кампаниями в Ираке и Афганистане. Крепиневич отмечает, что американскому министерству обороны все труднее обеспечивать необходимую ротацию войск в этих регионах…

23

Было еще утро, когда большая красная шляпа заполнила проем двери и вплыла в комнату. — Надо же, к нам гости опять пожаловали, промолвил Стивен, потягиваясь в кресле. — Вы никак ко мне, барышня?

— А что, вы уже выздоровели? — спросила Пема.

— Да, почти.

— Нет, почти не считается. Я очень горячая женщина, мне нужны только очень здоровые мужчины.

Стив засмеялся, окинул взглядом ее стройную фигуру в кожаном костюме и совершенно серьезно произнес:

— Верю, у меня уже что-то горит внутри.

— Наверное, специй много ел, — парировала Пема, — а где Стеша?

— Она в ванной комнате.

— А… — Пема направилась к коридору, ведущему в ванную комнату, и громко закричала:

— Стеша, тебя вызывает во дворец Джецун.

Ветер нещадно бил в лицо, и мотоцикл разрезал воздух, зависая в пространстве.

За спиной визжала Пема, и, несмотря на бешеную скорость, Стеша всем своим существом, как и всегда, чувствовала восхищенные взгляды людей, стоящих около дороги, ехавших по этой дороге и, естественно, друзей и знакомых, которые приветствовали их радостными криками.

Казалось, что встреча с ней приносила счастье, либо Стеше так хотелось думать. Люди каждый день ждали ее появления и с неизменным любопытством разглядывали новую экипировку, будь это огромные черные очки с кожаной курткой или, наоборот, легкая выгоревшая майка, специально разорванная на плече и частично оголяющая живот. Все было в стиле, и все диктовало новый стиль этой гималайской глубинке.

Я попала в капкан своей популярности, без меня Дхарамсала уснет, зачахнет, запылится, и, самое страшное, что мне нравится это! Как же мне разорвать эту зависимость от их зависти и восхищения? Моя духовная практика по разрушению собственного «Я» терпит фиаско. Я только оправдываю себя тем, что даю проявиться моим внутренним омрачениям для того, чтобы их уничтожить. Ведь я их не уничтожаю! Скорее, взращиваю! Хорошо, что у меня хватает сил это признать. Но что с этим делать?

— Здорово. Я тоже так хочу. Ты дашь мне мотоцикл поводить? — сказала Пема, когда они остановились около ресторанчика.

— Я бы с удовольствием, но здесь слишком опасные дороги, ты же видишь, что индусы не только не применяют никаких дорожных правил, но даже со спокойной совестью ездят по встречной полосе, совершенно не уступая дорогу.

— Да тебе просто жалко, — скривилась в усмешке подруга.

Стеша знала, что Пема умела водить мотоцикл, но, если честно, ей не было жалко мотоцикла. Ей просто хотелось быть единственной и неповторимой. А как же остаться такой, если другая девушка тоже будет лихо рассекать на мотоцикле, да еще в красной шляпе? Да, она боялась конкуренции, а значит, цепляние за собственную значимость было однозначным.

Когда-нибудь я обязательно это преодолею, но как-нибудь попозже, успокоила себя Стеша. И смело припарковала мотоцикл, въехав на площадку центрального офиса местного туристического агентства. Парковать мотоциклы там не разрешалось, но ее эти правила не касались, потому что директор этого агентства всегда был рад ее видеть, даже если это ему стоило дорогостоящего пятачка земли, находящегося рядом с площадью Маклеода.

До дворца Джецун Стеша предпочитала ходить пешком.

Девушки прошли по Temple Roud, спустились вниз, прошли мимо главного монастыря Далай-Ламы Намгьяла, и на окраине, около самого ущелья вышли к огромному, одиноко стоящему зданию — Дворцу Джецун.

Когда Стеша поднялась на первую ступеньку лестницы, она поняла, что допустила оплошность. Ее штаны и футболка сомнительного дизайна были надеты наспех и предназначались скорее для верховой прогулки, но не для официального приема у Джецун. На минуту Стеша застыла, уставившись на Пему.

— Что случилось? — спросила подруга.

— Я неприлично одета, — ответила озадаченная Стеша, — надо срочно что-нибудь придумать. Подожди, я сейчас сконцентрируюсь и визуализирую какое-нибудь платье.

— Хорошо, — сказала Пема и принялась рассеянно разглядывать иностранных туристов, которые, весело переговариваясь, шли по дороге в Нижнюю Дхарамсалу.

Через несколько секунд на Стеше стали появляться лоскуты рубинового шелка, потом на пол хлынул хвост длинной юбки, и вышитая позолота в стиле раджастанских дворцов покрыла грудь и рукава, затмевая своим ярким блеском парчовые занавеси на окнах центрального храма.

— Что я наделала! — ахнула Стеша, растерянно посмотрев на Пему.

Та с нескрываемым восхищением и с затаившейся хитрой улыбкой пожала плечами и промолвила:

— А что, неплохо смотрится.

— Это первое, что пришло на ум, — стала оправдываться Стеша. — Вчера подобное платье я видела в кино на индийской принцессе. Правда, оно было синего цвета, рубин получился, потому что я часто концентрируюсь на Ваджрай-огини, а она, как ты знаешь, имеет рубиновый цвет. Что же мне делать, второй раз я уже не смогу, у меня нет на это больше сил.

— Да не переживай, иди так, — стала утешать ее Пема.

— Но как же я в этом пойду, меня все засмеют!

— Но ведь оно тебе идет, ты не должна обращать внимания на то, что думают другие, важно, с какой мотивацией подходишь к этому ты.

— Да, ты права, но какую мотивацию я могу придумать к этому великолепному платью, как не подношение его Джецун?

— Прекрасно, но ты ведь знаешь, Джецун подношение может взять, тогда ты останешься голой, — засмеялась Пема.

— Спасибо, подруга, ты очень мила, — промолвила Стеша и, выпрямив спину, как полагается в высоких кругах общества, подобрав складки платья и придерживая их слегка пальчиками, она, гордо развернувшись, пошла вверх по лестнице.

Около перил первой площадки столпились ошарашенные придворные, и даже сам Гомпо вышел в первые ряды, недоумевая, что означал этот великолепный прикид.

Стеша медленно плыла вверх по розовому с прожилками мрамору, неся величественно свою огненную голову. И если бы люди не знали, что когда-то эта девушка вышла из детдома, то явно бы поверили в исключительно благородную ее родословную, которая отмечалась в каждом ее движении, в каждом грациозном изгибе тела, в каждом неуловимом полувзгляде, в каждом еле заметном повороте головы…

На верхней площадке стояла Джецун. В этот раз она была женщиной, красивой и величественной. Пурпурная мантия, словно у воина, развевалась у нее за спиной, а на плече, слегка поддерживаемая рукой, лежала катванга. На голове покоилась пятиконечная корона, и куча костяных украшений полностью обрамляла ее фигуру до самого низа. В одной руке она держала чашу, наполненную красной жидкостью, в другой — кривой нож.