Элизабет Харбисон - Мой милый фото… граф!

— Ты не… Джон Торнхилл?

— И никогда им не был, — продолжил он быстро потом, сообразив, как это глупо звучит, добавил: — Конечно, я тот самый человек, с которым ты переписывалась и который писал тебе, только имя было не моим.

Она покрутила головой и слабо махнула рукой.

— Ничего не понимаю.

Да, это было не так легко, как он предполагал.

— Джон Торнхилл — не мое имя.

Мгновение она непонимающе смотрела на него, а потом кивнула.

— Тогда как же тебя зовут?

— Меня зовут… — Он набрал воздуху в легкие усилием произнес: — Брайс, граф Паллизер.

Глава седьмая

Она выдернула руку из его руки.

— Что ты хочешь этим сказать? Что ты граф Поллизер? Но этого не может быть! Это смешно.

— Но я и есть граф. — Давно, когда он представлял, как скажет ей свое настоящее имя, он и предположить не мог, что ему еще придется доказывать, что он граф. А теперь на ее лице было написано не только отвращение, которого он ожидал, но еще и недоверие, этого он предвидеть не мог.

— Видишь ли, когда ты написала Джону Торнхиллу о «Сердце святого Петра», он передал письмо мне, и я ответил тебе, подписавшись его именем…

Он видел, как она пыталась сложить два и два.

— Но ты же не мог писать мне под чужим именем два года! — возразила она. — Я не верю этому!

Брайс колебался. Что он мог еще сказать? Вот он все рассказал ей, а она ему не поверила. Это было занятно.

— Эмма, поверь мне. Джон — мой друг, он откладывал твои письма и передавал мне.

Было слишком ясно, как ей все это не нравится.

— Так когда же я перестала писать ему и начала писать тебе?

— Ты всегда писала мне. Когда ты в первый раз написала Джону, он не знал, как тебе ответить. Потом, как я уже сказал, он передал письмо мне. Поначалу это казалось совсем невинным — отвечать за него и под его именем, ведь он был автором книги и человеком, которому ты написала. А я и не предполагал, что наша переписка затянется. К тому времени когда я это понял, было уже поздно признаваться во лжи. Как бы я сказал: «Прости, но я не тот за кого себя выдавал»?

— Итак, я, оказывается переписывалась с графом, — печально проговорила Эмма.

— Именно так.

— И скорее всего, у тебя полно еще других боле мелких титулов помимо этого? — Голос у нее потускнел. — К томе же место в палате лордов…

Он важно ответил:

— У меня еще девять других титулов, и я очень редко появляюсь в палате лордов.

— Но ты имеешь на это право, — обвинила она его.

— Да, имею, — подтвердил он посмотрел ей прямо в глаза. — Это имеет какое-нибудь значение?

— Имеет ли это какое-нибудь значение? Да ты же совсем не тот человек, за которого я тебя принимала! — Она даже повысила голос. — Ты думаешь, что говоришь?

— Эмма, ты не права. — Однако объяснить ей, что либо оказалось сложнее, чем он думал.

Неожиданно ему пришло в голову, что та холодность, в которой его всегда упрекал Джон, стала частью его натуры и теперь у него был шанс изменится. Он, по сути, никогда не давал воли эмоциям, его инстинкты были готовы защищать его и теперь. Но впервые в своей жизни он понял, что если упустить этот шанс, дверь закроется для него навсегда и он никогда не изменится.

— Эмма, я тот человек, которого ты знаешь. — Он коснулся ее щеки. — С тобой я могу быть самим собой, больше ни с кем.

Прошло несколько минут, прежде чем она сказала:

— Но ты солгал мне.

У него в груди больно кольнуло.

— Я никогда не хотел этого. Просто события неожиданно приняли такой оборот, вышли из-под контроля. Ты сама видишь, как это произошло.

На мгновение лицо у нее смягчилось, но затем она подозрительно прищурилась:

— Ну, одно письмо я бы еще простила. Может, два. — Эмма поморщилась. — Но зачем надо было притворяться целых два года?

Он не мог ответить ей сразу и тяжело вздохнул.

— Потому что мне не нравится быть графом Паллизером. Когда я был Джоном, ты принимала меня таким, какой я есть, а не таким, каким я должен быть.

— Поверь, ничего бы не изменилось, если бы ты назвался своим настоящим именем. Какая разница? Человека определяет его характер, а не социальное положение, которое он занимает, не титул.

— Ты права. — Он кивнул. — Обычно так думает большинство людей. Это довольно-таки расхожее мнение. Но не в моем случае. Обычно люди либо склоняются перед моим титулом, либо посылают мне проклятия. Третьего не дано. Брось, Эмма, неужели бы ты стала переписываться с графом? Неужели ты смогла бы чувствовать себя нескованно, зная, кто я на самом деле?

Она посмотрела на фотографию на обложке.

— Может, и нет, — согласилась она наконец. — Но мы никогда этого не узнаем наверняка. — Она опустила голову на руки. — Я чувствую себя такой дурой.

— Нет, Эмма, это я дурак. Я должен был найти и силы сказать тебе правду уже давно. Но это было… так трудно. — Он хотел коснуться ее руки, но она отвела руку.

— Ты прав. — Она посмотрела на него холодным взглядом. — Но все равно должен был это сделать.

Он не знал, что на это сказать. Он не мог с не спорить, как и не мог просить прощения. Они были готовы к подобной ситуации.

— Да, я должен был, — сказал он наконец, потом пожал плечами. — Прости.

Она встала.

— Я должна идти.

— Куда? — Он тоже поднялся, но остановила его.

— Мне нужно побыть одной. Я должна подумать и постараться свыкнуться с нынешним положением вещей.

Он закусил губу и кивнул.

— Понимаю.

Она посмотрела на часы.

— Я должна идти… — Мотнув головой, она осеклась.

Она не сказала, что намерена встретиться с ним позже, но он прочел это в ее глазах, по выражению ее лица. Ответственность была основной чертой характера, поэтому она не хотела давать никакие обещания сейчас.

— Итак, я ухожу, — повторила она и пошла прочь.

Он смотрел, как она удалялась, с нескрываемым чувством вины и сожаления. Как много возможностей открылось бы перед ними сейчас, когда он сказал ей правду, если бы только она поверила ему простила: он мог наконец организовать для нее’ лабораторию, он мог сделать так, чтобы она осталась здесь, либо в Шелдейл-хаусе, либо в его доме в Лондоне, они могли бы видеться всегда, когда только пожелают, без всяких препятствий. Для этого не надо было бы ждать отпуска и ехать на край света.

Они даже могли бы продолжить любовные отношения, которые только начались. Они оба этого хотели.

Но он знал, что она его не простит. Ведь если убрать все его оправдания, останется голый факт: он обманул ее. Ситуация вышла из-под контроля, и ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать.