Эмма Дарси - Кузина-самозванка
Дженни сделала глубокий вдох, стараясь сохранить спокойствие:
— Мне жаль, что ты так цинично смотришь на людей и на жизнь, Люсия. Но на мой счет ты ошибаешься…
— «Я не взяла с собой никаких рисовальных принадлежностей», — передразнила та. — Ты же точно знала, что дедушка немедленно обеспечит тебя всем, притом самого лучшего качества. Неплохое начало, Белла!
Ядовитый сарказм достиг цели.
— Я ничего не увезу с собой, все останется здесь, не волнуйся.
В глазах Люсии зажглись торжествующие огоньки.
— Итак, любовь к искусству — тоже уловка. То-то ты не хочешь, чтобы на твою мазню взглянул специалист.
— Не в этом дело, — возразила Дженни. — Просто дома у меня все есть, и мне ничего не нужно от твоего дедушки. Я ничего не возьму.
— За исключением части наследства? И не говори мне, что у тебя не это на уме!
— Не это! Но даже если бы это было и так, тебе-то что? Что ты так волнуешься? Ты свои миллиарды Россини получишь в любом случае.
— Дело не в деньгах! — Девушка в ярости стукнула руками по столу и вскочила. Перегнувшись через стол, она вплотную приблизила лицо к Дженни и прошипела: — Ты приехала сюда с Данте, как будто вы закадычные друзья, и дедушка тут же принял тебя, даже стал ставить мне в пример. Стал поучать, как мне жить, как будто это когда-нибудь его заботило!
— Он только что продемонстрировал, что это его всегда заботило, — спокойно возразила Дженни, поняв, что Люсия снедаема ревностью.
— Он никогда ничего не делал для меня! Всегда только Данте, Данте, Данте! Все его внимание было отдано драгоценному внуку, а я таскалась по миру с матерью, все время новые няни, новые школы… Она жила так, как было удобно только ей! — Теперь в глазах Люсии была неприкрытая ненависть. — Ты не представляешь себе, сколько раз я мечтала быть сиротой, как Данте, чтобы дедушка взял и меня к себе, дал мне то, что давал Данте. А теперь он нашел еще одну внучку-сиротку, и отныне все — для нее!
Дженни укоризненно покачала головой:
— Он умирает, Люсия. Мне предстоит провести с ним не так много времени.
— Это мое время! И зачем он только нашел тебя?! Лучше бы ты погибла вместе со своими родителями!
— Люсия!
Голос Данте прозвучал как раз в тот момент, когда у Дженни отхлынула кровь от лица, и она ужасно побледнела. Белла была мертва вот уже полгода. И она, Дженни, не имеет права находиться здесь и отнимать то немногое время, что еще осталось жить Марко, у его настоящей внучки.
— Не думай, что ты и мне можешь приказать уехать, Данте! — выкрикнула Люсия так визгливо, что у Дженни заложило уши. — Эта вилла пока еще не твоя, и у меня столько же прав находиться здесь, сколько и у тебя!
— Если ты намерена продолжать свои оскорбления, делай это в пустой комнате. Я не позволю тебе изливать на Беллу свою желчь. — Данте подошел к Дженни, поднял ее со стула и обнял за плечи.
— Уходите! Уходите оба! Я всегда была одна, так что для меня нет ничего нового!
— Подумай хоть раз не о себе, а о других, и все станет по-другому, вот увидишь. Пожелать Белле смерти, чтобы тебе лучше жилось, — это подлость, Люсия.
От его слов на лице девушки вспыхнули красные пятна.
— Я была бы рада, если бы и ты тоже умер! — злобно выпалила она.
— Я знаю, — спокойно ответил Данте. — Но знаешь что, Люсия? Я никогда не рассказывал деду о твоих злобных кознях насчет меня. Но попробуй проделать это с Беллой, и я немедленно расскажу ему о том, какая ты мерзавка! А наш дед беспощаден к подлости.
Угроза Данте повисла в полной тишине, но эта тишина искрила яростными, едва сдерживаемыми эмоциями.
Данте вывел Дженни из комнаты, и она пошла, как марионетка, на деревянных ногах, потому что в ее ушах все еще звучали его слова об отношении Марко к подлости. Она не должна была соглашаться на этот обман, у которого оказалось слишком много последствий.
— Даже не думай! — процедил он сквозь зубы, почувствовав, что решимость Дженни оставаться на Капри и продолжать играть роль Изабеллы снова неудержимо тает. Он буквально нес ее по коридору до спальни.
Оказавшись в комнате, Данте запер дверь во избежание неожиданного вторжения кого-нибудь, но не выпустил Дженни из рук. Прежде чем она успела сказать хоть слово, Дженни уже была в объятиях Данте, который прижимал ее голову к своей груди. Его теплые губы нежно касались ее уха, когда он заговорил тихим, мягким голосом:
— Назад пути нет, Дженни. Не обращай внимания на выпады Люсии.
Наверное, она должна была сопротивляться, но у нее не хватило сил. Дженни было так комфортно в крепких объятиях Данте. Он успокаивающе гладил ее по спине, словно хотел избавить от пережитого стресса. От облегчения у Дженни к глазам подступили слезы. Сейчас ей не хотелось оставаться одной. Но рассудительная часть ее сознания тут же напомнила ей, что, обнимая и утешая ее, Данте печется о своих интересах, а его главный интерес состоит в том, чтобы она продолжала играть свою роль.
Дженни сглотнула, несколько раз моргнула, загоняя слезы обратно, и сказала:
— Нет, в словах Люсии есть смысл. Я отнимаю время их общения с дедушкой, которое по праву принадлежит ей. Ей, а не мне. Тем более что вся эта ситуация возникла по моей вине. И я несу за это ответственность. Я скажу твоему деду и Люсии, что я обманула вас всех, и тебя в том числе.
Дженни действительно сейчас было не важно, что будет с ней. То, что она никому не хотела причинить вреда, не оправдывает ее поступка. Ее переполняло чувство вины и стыда, и она больше не могла жить с этим грузом.
Данте запустил пальцы в ее волосы и небольно потянул, заставив Дженни оторвать голову от его плеча и посмотреть ему в лицо. Несколько долгих, мучительных мгновений его взгляд словно прожигал дорожку, чтобы проникнуть прямо в душу. Она внезапно осознала, как напряжено его тело, как давят его мощные бедра, как сильна рука, крепко прижимающая ее к его телу, как тесно прижаты ее груди к его широкой теплой груди. И ее сердце неистово заколотилось в смятении.
Видимо, Данте почувствовал это, потому что в его глазах засветилось удовлетворение. Он понял, что теперь Дженни думает не о словах Люсии и своем решении признаться в обмане, а совсем о другом.
— Я не хочу, чтобы ты уходила, и ты не хочешь, чтобы я ушел, — с присущей ему самоуверенностью констатировал он.
И поцеловал ее.
И Дженни позволила, хотя и понимала, как это глупо и опасно. Но всепоглощающее желание снова почувствовать то, что мог заставить ее почувствовать только этот мужчина, оказалось сильнее. А потом она вернется в свою привычную жизнь. Только исключительные обстоятельства могли свести их вместе, чтобы потом развести навсегда. Но ей нужна эта ночь, чтобы увезти с собой воспоминания о ней.
