Лиз Филдинг - Только для него

Его одолели противоречивые чувства. С одной стороны — облегчение от того, что она «спустила его с крючка», с другой стороны — сожаление об упущенной возможности рассказать ей о себе.

— Тебе захотелось отплатить им добром за все, что они сделали, — предположил он.

— Ну, не совсем. В Мелчестере один из лучших факультетов по специальности «Управление недвижимостью», а так как я впервые жила не дома, то часто навещала родителей.

— Так что же заставило тебя отвергнуть предложение фонда охраны памятников, переехать в Лондон и поступить в фирму «Морган и Блэк»?

— Я родилась в крошечном городке. В детстве переболела лейкемией. Никто до сих пор не верит, что все прошло, даже мои родные.

— И ты в конце концов сбежала?

— Нет… Я солгала им, Дарий.

— Солгала?

— Я знала, что, если соглашусь работать в фонде охраны памятников, который находился совсем рядом с домом, я никогда не выберусь оттуда. Ничего не добьюсь. Выйду замуж за кого-нибудь, кого знала всю свою жизнь, кто знает все, что я когда-либо сделала…

— Ты сказала им, что тебе не поступало предложение от фонда охраны памятников?

Она кивнула.

— У меня было такое чувство, как будто я сбегаю из тюрьмы. Я работала усерднее, чем кто-либо другой, чтобы мне не пришлось возвращаться домой и они не убедились в том, что были правы насчет меня. — Она повернулась и посмотрела на него. — Ты считаешь меня ужасной, правда? Думаешь, я не ценю своего счастья — ведь у меня заботливые родные, которые меня любят…

Тепло. Очень тепло. Похоже, не он один умеет читать язык жестов и изучать внутренний мир. Должно быть, Наташа тоже кое-чему научилась, наблюдая за людьми, которые осматривают дома и всегда скрывают свою реакцию.

— У меня родных нет, — ответил он вслух, — так что не мне судить.

— Нет? — За какую-то долю секунды выражение ее лица стало обеспокоенным. — Мне так жаль, Дарий. Это действительно тяжело. Что случилось с твоими родителями?

Ну да, как раз это и называлось доверять кому-то свои секреты, что подразумевало взаимное доверие, но минута слабости прошла. Он снова пожалел, что спросил ее о прошлом. Зачем осложнять их отношения, которые не выходят за рамки сексуальных.

— У меня нет родителей. — Он допил кофе, прикрутил крышку обратно на термос и положил его в ее сумку. — Ты когда-нибудь говорила им правду? — спросил он, не давая ей продолжить. — Я имею в виду — о своей работе.

Наташа покачала головой.

— А ты попробуй, — посоветовал он. Она явно чувствовала себя виноватой перед родителями.

— Они очень расстроятся. Тем более сейчас, после всех этих газетных статей, после намеков на мой нервный срыв и так далее… Они снова вне себя от беспокойства.

Ее глаза заблестели, но слезы были вызваны гневом, он был в этом уверен. Так вот как бывает, когда кого-то любишь? Любовь — сложная мешанина из чувства вины, тревоги, отчаянного стремления не сделать больно, оградить, спасти, защитить…

Наташа смахнула выступившие на глазах слезы, и он обнял ее.

— Мама очень хочет, чтобы я поехала с ними в Корнуолл, куда они ездят каждый год, чтобы там она могла приглядывать за мной, — сказала она. — Лечить меня морским воздухом, прогулками по пляжу, вечерними играми в «Угадай слово».

— А ты вместо этого занимаешься сексом в лесу со скульптором с сомнительной репутацией, который собирается выставить твое обнаженное тело всему миру на обозрение, — ответил он.

Она фыркнула и спрятала лицо у него на груди. Ему показалось, что, когда он обнимал ее и они оба тряслись от смеха, он пережил лучшее время в своей жизни.

Глава 7

— Дарий… — Он вздрогнул, и Наташа, подняв голову, посмотрела на него. — Прости, что накричала на тебя. Мне очень жаль.

— А мне нет. — Подушечкой большого пальца он смахнул слезинку, которая потекла по ее щеке, затем поцеловал губы. — Можешь передать от меня своим родным, что им не о чем беспокоиться. Ты сильная во всех отношениях, и я очень рад, что ты на моей стороне.

Он радовался и тому, что, целуя ее и утопая в сладости ее губ, впервые в своей жизни не думал о плане побега. В их отношениях было столько открытости и доверия, что он перестал бояться. Он нужен Наташе. С его помощью она восстановит свое доброе имя. Она помогает ему, но все же не колебалась ни минуты, высказывая свое недовольство, когда считала, что он не прав. Сколько женщин на ее месте поступили бы так же?

Наташа опомнилась первая.

— Ну, хватит жалеть себя и хныкать! — сказала она. — У меня много дел.

Он оглянулся на дом. Огромный, пустой…

— Ты точно справишься одна?

Она бросила на него предостерегающий взгляд, и он поднял руки, показывая, что сдается:

— Извини…

— И ты извини… Не стоит так задираться. — Он привстал, и она продолжала: — Если честно, кое-что мне от тебя все-таки нужно.

— Что?

Наташа точно почувствовала момент, когда Дарий хотел уйти. После такой эмоциональной близости большинство мужчин наверняка сказали бы что-нибудь, но его отрывистое «что?» стало для нее хорошим предостережением. Она не должна слишком сильно привязываться к Дарию Хедли. Он не из тех, кто умеет поддерживать отношения, а от боли, когда он ее бросит, ее уже никто не защитит.

— Если я найду какие-нибудь дневники, можно я их позаимствую?

— Дневники?

— Мне кажется, здесь должны были остаться какие-нибудь дневники, письма, — продолжала она.

— Понятия не имею, — сухо произнес Дарий. Он снова как будто окружил себя стальной броней.

— Ох, ради бога, Дарий, не злись! Если бы с Хедли-Чейз был связан какой-нибудь интересный скандал, о нем бы уже написали все газеты, когда вышла та проклятая реклама!

Она улыбнулась ободряюще, приглашая его к откровенности, но даже вчера, когда он был так возбужден, его невозможно было разгадать, он тщательно скрывал свои мысли и чувства.

— В таком большом старом доме наверняка жили известные, интересные люди, — не сдавалась она.

— Ничего интересного в твоем понимании этого слова, — отмахнулся Дарий. — Хедли были местными землевладельцами, увлекались верховой ездой охотой и рыбалкой. Они не стремились попасть в высшее общество.

— Так придумай что-нибудь!

— Большинство семейных преданий выросло из сплетен, преувеличенных и приукрашенных по мере того, как их повторяли. По нашей легенде, Джеймс Хедли получил имение от Карла II за услуги, оказанные королю-изгнаннику. По-моему, больше соответствует истине другая версия, по которой мой предок по дешевке перекупил имение у одного из сторонников Кромвеля, который, после реставрации монархии, решил, что климат в Новом Свете полезнее для его здоровья.