Кара Колтер - Серебристый призрак
Откинув борт, Гарнер расстелил на нем одеяло и, подхватив Джесси, легко, как пушинку, поднял вверх.
Сегодня она действительно обнаружила, что за время, проведенное в Фаревелле, сбросила пять фунтов. Может, счастье сделало то, чего не смог бы никакой комплекс «Стройность»?
А счастлива ли она? Признаться ли самой себе? Невероятно!
— Это настоящий пруд?
Он обратил к ней лукавое лицо.
— Бывают пруды другого типа?
— Что ты понимаешь, — пробурчала она, думая об искусственном озере, на берегу которого Мич вдруг загорелся приобрести дом. — Почему ты выбрал это место?
— Красиво. Уединенно.
Уединенно? Ой-ей! Не подвергнется ли ее верность Мичу очередной проверке? Зачем им потребовалась уединенность?
— И, — добавил Гарнер, — это одно из моих самых любимых мест во всем мире.
Она оглянулась, тронутая, что он привез ее в место, что так ему дорого.
Гарнер легко запрыгнул в машину. Он не сел рядом с ней. Между ними была корзина с провизией. Вот уж что ее совсем не расстраивало. Она же помолвлена! С другим. Не стоит подвергать ее выдержку тестированию.
— Не хмурься, — сказал он. — Ты не делаешь ничего плохого.
Тут их мнения расходятся. Он откинул крышку корзинки.
— Что будешь? Колу или 7-Up?
— Я думала, на вечеринках такого рода ты пьешь пиво, — поддразнила его Джесси, пытаясь забыть о терзающих ее угрызениях совести.
Он взглянул так, что она вспыхнула.
— А, тут вот какое дело, Джесси Кинг. Если попозже ты позволишь мне сорвать поцелуй, то я не хочу, чтобы ты могла потом сослаться на действие пива. Мне хочется, чтобы ты точно знала, что делаешь.
Стало очень тихо.
— Я не могу целовать тебя, Гарнер. Я собираюсь выйти замуж за другого человека.
— Ты пока не замужем.
— Я обещала. Что-то это значит. Не думаю даже, что мне следует сидеть тут. Во всяком случае, не с тобой.
— Почему же, Джесси Кинг? Или ты чувствуешь что-то неподходящее для помолвленной девушки?
Так она и призналась!
— Потому что, если чувствуешь, — слышался из темноты его низкий соблазняющий голос, — то самое время в том себе сознаться.
Она фыркнула, не обращая внимания на бешено бьющееся сердце.
— И ты утверждаешь, что твои поцелуи должны мне помочь в данном открытии?
Он кивнул.
— От скромности ты не страдаешь.
— Ни в коей мере. Так что ты будешь пить?
Как можно настолько резко менять тему?
Может, поцелуи имеют для него не большее значение, чем выбор газировки? Она взяла колу, чувствуя, как кожу покалывает от невидимого напряжения.
— Кто была та женщина в лимузине?
Он снова полез в корзину.
— Окорок? В честь Бенджамина Франклина?
Несмотря на то, что он не ответил на ее вопрос, Джесси рассмеялась. Они ели бутерброды, запивая их колой.
— Ее зовут Кэти-Энн. Мы познакомились в прошлом году. Она увидела этот дом и пожелала его купить. Летняя резиденция. Несколько раз мы встречались. Я тогда взялся заниматься с группой подростков — из тех, что называют шпаной. Нашел старый грузовик, вроде этого, и думал, что они могли бы привести его в порядок и продать на аукционе. Кэти-Энн согласилась спонсировать проект. Потом она решила, что имеет право распоряжаться моей жизнью. Богатые всегда так. Гребут все под себя. Когда я дал ей понять, что не желаю поступать в чью-то собственность, превращаться в человека, что будет сопровождать ее на ближайший благотворительный бал, она прекратила нас спонсировать. Вся затея могла провалиться, но я сумел найти другие источники. А Кэти-Энн… она столько всего купила за свою жизнь, что ей трудно понять, почему она не может купить меня.
— Не все богатые такие.
— Но и такие встречаются.
— Я не такая!
— Да, ты не такая, как я ожидал. Но кто знает…
Она шлепнула его по руке.
— Аккуратнее с выводами!
— Ладно. Считаю, что предупреждение получил.
Покончив с бутербродами, они взяли еще по одной банке газировки. Гарнер полез в корзину и опять вытащил что-то. Потом отставил корзину назад и придвинулся к Джесси. Она почувствовала, как его нога прикоснулась к ее. Следовало бы отодвинуться, но Джесси не могла даже шелохнуться. Ей нравилось покалывание кожи там, где твердые мускулы его ноги прикасались к ней.
— Что там? — спросила она.
Вместо ответа Гарнер открутил крышку бутылочки, дунул. Идеальный, громадный переливающийся мыльный пузырь поплыл над темной водой, на мгновенье завис, снова поплыл и лопнул.
Он снова дунул, и на сей раз появилась целая вереница пузырей, отливающих розовым, красным и синим. Гарнер обернулся и посмотрел на нее. Она глядела на его губы, принявшие сейчас ту же форму, как и после поцелуев. Подмигнув, он подал ей бутылочку мыльного раствора, и скоро, задыхаясь от приступов хохота, она вступила в соревнование с ним. Самый большой пузырь. Как можно больше пузырей за раз. Пузырь, продержавшийся дольше всех.
Удивительно, как легко ей было. Впервые в жизни она не притворялась, не проходила испытания. Не была одной из принцесс Кингов. Или протеже факультета. Она просто была. Вот почему позволила ему взять свою руку. Смех замер, звезды подмигнули им.
— Могу я поцеловать тебя? — прошептал Гарнер.
Ощущение легкости лопнуло, как мыльный пузырь.
— Я боюсь.
— Почему?
— Я помолвлена.
— Ты не потому боишься.
— Разве?
— Ты боишься, что я заставлю тебя почувствовать то, чего ты не чувствуешь с ним.
Дернувшись, она вырвала свою руку.
— Один маленький поцелуй, Джес. Он объяснит все, что тебе следует знать.
— Или то, что я знать не хочу.
— Почему ты боишься узнать себя?
— Ты правда хочешь знать?
— Да.
И ее прорвало. Она говорила о дурных генах матери, забывшей их ради любовника, и внезапно обнаружила, что беспомощно рыдает. Он не сказал ни слова. Лишь обнял ее и держал объятиях. Становилось свежо, но она не чувствовала холода. Ее согревало доверие к нему.
— Только для справки, — сказал он. — Дети плохих матерей не обязательно плохие люди. Моя бросила нас, когда мне было двенадцать. Деньги кончились, и она поняла, что старые добрые времена никогда не вернутся. Она была из богатой семьи Чарлстона.
— Она не захотела взять тебя с собой?
— Не-а. Оставила все, включая меня, решила забыть, как дурной сон.
— Ты не заслужил такого.
— И ты не заслужила иметь вместо матери охотницу за богатством, которая ради денег вышла замуж за человека втрое старше ее.
— Откуда ты знаешь?
— Когда твоя мать… умерла, мне было лет десять. Весь мир об этом говорил.