Хелен Бьянчин - Хочу только тебя!
— Ты слишком много говоришь, — и потянулся к защелке ее ремня безопасности. Они вышли из машины и направились к ресторану.
Как приятно было сидеть за столиком на краю террасы, нависающей над лагуной, а выбор блюд был таков, что у Мишель не хватило сил противиться искушению.
— Ну как, лучше? — спросил Никос, когда Мишель, отказавшись от десерта, остановилась на кофе.
— Да, — согласилась она.
— Нам надо решить, где будем жить.
— Я не думаю…
— У тебя или у меня?
— Ты всегда такой — все решаешь за всех?
— Какой есть, такой есть, ничего не поделаешь.
Официант принес счет, Никос расплатился по кредитной карточке, положил на стол чаевые, потом допил кофе.
— Уходим?
Вскоре они уже оказались на улице, где жили оба. Мишель открыла было рот, чтобы запротестовать, когда машина въехала на автостоянку под домом Никоса, но тот ее опередил:
— Поднимешься со мной, я возьму кое-что из одежды?
Мишель сердито посмотрела на него:
— Я не люблю, когда за меня решают другие. Он повернул к ней лицо: губы упрямо сжаты, на щеках жесткие складки, взгляд серьезен.
— Привыкай, pedhimou.
Они поднялись на лифте на самый верх.
— Мы должны договориться о нескольких основных правилах, — заявила Мишель, когда они вошли в пентхаус.
Здесь было чудесно: мраморный пол, восточные ковры, импортная мебель, изысканные драпировки. Образцовый интерьер.
— Устраивайся, — сказал Никос. — Я недолго.
На длинном столе красного дерева стояли несколько фотографий в рамках. «Наверное, семья», — решила Мишель. На одном снимке была пожилая пара, на других — люди помоложе, с детьми, наверное, родственники.
А ведь она почти ничего не знает о Никосе и о его семье. Его родные, судя по всему, живут в Европе. Интересно, почему же он живет в Австралии, по крайней мере проводит здесь большую часть своего времени?
Это наводило на второй вопрос: как долго он собирается оставаться здесь? Несколько недель, месяц-другой? Если у него дела в разных частях света, то вряд ли он задерживается надолго где-нибудь.
Никос появился в гостиной с большим чехлом для одежды, висевшим на ремне через плечо, и сумкой в руке.
— Это мои сестры, — сказал он, упреждая ее вопрос. — Обе замужем. Одна живет в Афинах, а вторая в Лондоне. Дом родителей в Санторини.
— А ты странствуешь по свету. — Мишель было нетрудно представить себе жизнь процветающего бизнесмена — международные перелеты, совещания, переговоры, сделки и прочее в этом роде.
— У меня есть дома в нескольких странах.
— И по женщине в каждом городе?
— Среди моих друзей немало женщин. — Он усмехнулся.
Почему эти слова так больно ее ужалили? Неужели же она, в самом деле, думает, что она не такая, как другие, какая-то особенная? «Да ладно тебе, спустись на землю, — шепнул безжалостный внутренний голос. — Ты просто временное развлечение, и ничего больше».
Мишель с трудом удержалась, чтобы не посмотреть на часы, и повернула к выходу.
— Ну что, едем? — Ей просто необходимо было побыть немного без него. — Подбросишь меня до галереи, хорошо? Я дам тебе ключи от квартиры.
Через несколько минут он притормозил у галереи.
— Буду тебя ждать в пять часов.
У нее чуть не сорвалось с языка, что это ни к чему, но одного взгляда на его решительное лицо хватило, чтобы промолчать. Она вручила ему ключи, вышла из машины, захлопнула дверцу и пошла, не оборачиваясь, по мощенной плиткой дорожке к центральному входу в галерею.
Даже если Эмилио и был удивлен ее ранним возвращением, то не подал виду, а она прошла прямо в офис и включила компьютер.
Все, она будет думать только о работе и даже не вспомнит о существовании Никоса Алессандроса.
Где-то около пяти он, однако, сам напомнил о своем существовании, показавшись в дверях офиса вместе с Эмилио.
— Пора кончать на сегодня, cara.
Мишель сохранила файл, закрыла программу и выключила компьютер, затем, все так же молча, взяла сумочку и пошла следом за Никосом к машине.
Близился прекрасный летний вечер. Солнце клонилось к закату, но еще грело, и Мишель с удовольствием прошлась бы пешком. На душе у нее было неспокойно — то ли оттого, что она больше не вольна в своих действиях, как прежде, то ли из-за Никоса, который почему-то назначил себя ее опекуном.
А может быть, ее тревожила мысль о том, что он будет жить у нее? Прошедшая ночь… К черту, она и вспоминать не хочет об этой ночи!
Никос поставил «БМВ» там, где она обычно ставила свой автомобиль, и они поднялись на лифте на пятнадцатый этаж. Оба молчали.
Никос отпер дверь квартиры, и она скользнула внутрь впереди него.
— Можешь налить себе что-нибудь выпить, если хочешь, — вежливым тоном проговорила Мишель, бросая сумочку на кофейный столик. — А я пойду приму душ и переоденусь.
Полчаса спустя она взяла вечернюю сумочку и задержалась на мгновение перед высоким зеркалом, чтобы посмотреть, все ли в порядке.
Изумрудного цвета платье подчеркивало достоинства ее стройной фигуры и высвечивало зелень ее глаз. Минимальное количество драгоценностей и гладко зачесанные назад, сколотые на затылке волосы дополняли образ изысканно-утонченной женщины, что было немаловажно, ведь Саска наверняка постарается блеснуть во всем своем великолепии.
Мишель вдохнула полной грудью, медленно выдохнула и вошла в гостиную.
Никос уставился на нее с нескрываемым удовольствием, и Мишель почувствовала, как по всему ее телу прошел легкий озноб.
Она улыбнулась ему сияющей улыбкой.
— Я произведу впечатление на Саску, как ты думаешь?
Не говоря ни слова, он приблизился к ней. Ее глаза округлились, когда он осторожно обхватил ее лицо ладонями и прильнул к губам в страстном поцелуе.
Когда он оторвался он нее и поднял голову, она не могла вымолвить ни звука.
— Не то слово, — пробормотал он и коснулся подушечкой пальца ее губ: — Надо подкрасить. — Уголки его губ поползли вверх. — Хотя, по правде говоря, я предпочитаю естественность.
— Только не переигрывай, — сухо сказала Мишель. — Вряд ли Саска даст себя провести.
Только-только пробило шесть, когда они подъехали к ресторану. Почти следом за ними в помещение бара вошли Эмилио с Саской.
Как Мишель и ожидала, Саска словно сошла со страницы журнала «Вог». Классический черный цвет, подчеркнуто скромный вид… но куда она испарилась, эта скромность, когда Саска сняла узкий жакетик и явила взорам окружающих совершенно оголенные плечи, на которых чернели лишь узехонькие тесемки?
— Здесь жарковато, правда?