Ребекка Тейт - Хрустальный цветок
Недостаток света увеличивает риск сердечных заболеваний, вгоняет в депрессию… Интернет-странички пестрели всякими ужасами. А Рольф годами так живет. Или говорит, что так живет. Что же происходит с ним на самом деле? Почему он медленно, но верно себя убивает? Почему он не находится сейчас в больнице, где его проблемой займутся компетентные врачи?
Вайолет не знала, что и думать.
Она была слишком молода для того, чтобы постичь этого человека. И он просил не трогать его тайны. Вернее, не просил напрямую, но дал понять. Вайолет не знала, насколько то, что она делает сейчас, можно назвать проникновением в секрет. Нахмурившись, она закрыла ноутбук.
Вечер этого дня прошел на террасе, где Вайолет завтракала. Словно Рольф подслушал ее мысли: Вайолет размышляла, что хорошо было бы посидеть здесь вечером.
На сей раз ни о каких тайнах и глубоко спрятанных личных делах они не говорили. Беседа с самого начала потекла легко, как будто Рольф и Вайолет были знакомы лет десять и им до сих пор оставалось о чем поговорить. Они шутили и смеялись, перебрасывались фразами как мячиком, и Вайолет поймала себя на ощущении, что давно не говорила с мужчиной так легко. Даже с отцом.
Отец — это все-таки некое неземное существо, вроде могущественного идола, которого обожаешь, но с которым не обо всем можно побеседовать — некоторые вещи его просто не заинтересуют. А Рольфа Старлинга интересовали, и Вайолет болтала без умолку, подгоняемая его интересом и умелыми вопросами.
Этот вечер был очень приятен, но не принес никаких сюрпризов.
А вот того, что произошло на следующий день, Вайолет совершенно не ждала.
Она звонила отцу каждый день, и этот не стал исключением. Отец прислал ей сообщение, когда будет свободен, чтобы можно было спокойно побеседовать, не срывая его с совещания; и в три часа дня Вайолет набрала знакомый номер.
— Здравствуй, родная, — услышала она голос отца.
— Привет, папа, как ты?
— Все хорошо. Заключили контракт с теми голландцами… Да черт с ним, с контрактом! Очень по тебе скучаю. Надеюсь, ты-то не проводишь дни в скуке?
— По тебе и я скучаю, а так — нет. — Вайолет прислушалась все к той же сонной тишине в доме. — Здесь очень спокойно, и мне по-прежнему нравится. Хотя многие затосковали бы. Но я пользуюсь моментом, почти ни с кем не общаюсь, и, знаешь, это здорово.
— Старлинг уже делает для тебя ожерелье?
Вайолет замялась. Врать отцу она не привыкла, да и зачем?
— Еще нет, папа. Он пока разговаривает со мной, вытягивает из меня какие-то бесполезные сведения… вроде сказок, которые я любила в детстве. Я ему сказала, что это были твои, и он, по-моему, озадачился. Но потом я пересказала парочку, и все стало на свои места.
— Надеюсь, не ту, про ковбоя Джона?! — с притворным ужасом вскричал отец.
— Боюсь, именно ее.
— Ты порочишь мое доброе имя!
— А Рольфу понравилось.
— Рольфу? Вот как? Похоже, он неплохой человек, — полувопросительно-полуутвердительно произнес Джозеф.
— Да, папа, неплохой.
— И как долго ты намерена задержаться у него в гостях?
— Не думаю, что еще дольше двух недель. Он сказал, что, когда понимает, в чем состоит заказ, делает все быстро.
— Хорошо. Потому что я хотел порадовать тебя поездкой. Видишь ли, мне удалось освободить недельку в июле… Как насчет островов?
— О, конечно! — обрадовалась Вайолет. Она обожала летать куда-нибудь с отцом. — Это здорово!
— В таком случае договорились. Хорошего тебе дня, детка. Секретарша уже измаялась под дверью.
Отключившись, Вайолет широко улыбнулась. Что за удачное лето! Сначала эти каникулы в Монтане, затем — поездка с отцом, а потом — университет, студенческая жизнь, как прекрасно! Напевая, она направилась выбирать наряд для сегодняшнего вечера.
От перебирания платьев Вайолет отвлекла горничная Роза.
— Мисс, — она заглянула в гардеробную, — мистер Палмер приглашает вас выпить чаю с ним и его женой.
— Она вернулась! — воскликнула Вайолет. — Конечно! Спасибо, Роза, я сейчас приду. Где они?
— На террасе, мисс.
Горничная ушла. Вайолет причесалась, набросила шерстяную кофточку (как и говорил ей Палмер, погода в Монтане способна измениться в считанные минуты, и сейчас от окна тянуло прохладой) и спустилась вниз.
Джеймс и его жена сидели за столом и поднялись, увидев Вайолет.
— Здравствуйте, мисс, — поприветствовал ее Палмер. — Надеюсь, я своим приглашением не испортил вам послеобеденный отдых?
— Что вы!
— В таком случае позвольте представить вам мою супругу Бинеси.
— Добрый день, — улыбнулась та.
Она оказалась красавицей, его жена-индианка. Похожей на драгоценную статуэтку. Плавный изгиб талии и бедер, черные волосы, уложенные в причудливую прическу, и бездонные ореховые глаза. Одета она была в джинсы и пеструю блузу в стиле фолк. Когда Бинеси улыбнулась, сверкнули ее ровные белые зубы.
— Я рада с вами познакомиться, — продолжила индианка, пожимая руку Вайолет. — Джеймс очень тепло отзывался о вас.
— Джеймс слишком любезен, мы и знакомы-то с ним всего пару дней.
— Хорошего человека видно сразу, — сказал Палмер, и все уселись.
Бинеси принялась разливать чай.
Вайолет с интересом разглядывала ее. Все-таки индейцы совершенно иная культура, не исчезнувшая за времена господства англичан. Это чувствовалось. Любопытно: родные Бинеси не осуждает ее за то, что она вышла замуж за человека не из ее привычного общества? Судьбы людей подчас складываются весьма странно. Вайолет лишь начинала это осознавать.
— Как вам нравится «Иней»? — спросила Бинеси. Она говорила без акцента, но чуть напевно, как будто рассказывала ребенку сказку на ночь.
— Это очаровательное место. Мой отец беспокоился, что я заскучаю здесь, но, по-моему, это просто невозможно. — Вайолет взяла с блюдца миндальное печенье и надкусила.
— Ваш отец большой бизнесмен?
— Ну, не такой крупный, как многие, но фирма для него все. Почти все. Есть еще я.
— А ваша мама?
— Она умерла, когда я была совсем крошкой.
— Простите.
— Ничего. Я ее не помню. Вот отец тоскует.
— Конечно. Как не переживать за любимых!
Вайолет вспомнился позавчерашний разговор со Старлингом.
— А Вагош? Он это пережил и забыл?
— Кто вам такое сказал? — нахмурилась Бинеси.
— Мистер Старлинг.
Супруги Палмер переглянулись.
— Мистер Старлинг, скорее всего, желал успокоить вас, — произнес Джеймс. — И смягчил историю, чтобы вы не говорили мальчику слов утешения. Утешение уже не нужно, но Вагош не забыл своих родителей. Это память предков, она священна.
