Сара Андерсон - Кто прав, кто виноват?
Байрон обвел глазами свою семью, притворяясь, что не понимает, хотя отлично знал, о чем все думают.
– О чем вы толкуете?
Прежде он работал на Рори Макмакена в крупнейшем флагманском ресторане «Соус» в Денвере, но его вышвырнули из-за «творческих разногласий». Байрон покинул страну и отправился сначала во Францию, потом в Испанию, не в силах вынести критики, которой Макмакен подверг его и всю семью Бомонт в своем кулинарном телевизионном шоу.
Жаль, что они понятия не имеют, как все было на самом деле.
Последний год Байрон намеренно почти не поддерживал связей с родственниками, за исключением сестры-близнеца Френсис, которая сообщала ему семейные новости. Именно от нее он узнал, что Чэдвик развелся и вскоре женился на своей секретарше, удочерив ее малышку, а Филипп собирается вступить в брак с тренером своих лошадей. Кроме того, Френсис рассказывала братьям о передвижениях Байрона.
Он был тронут тем, что семья беспокоится о нем. Более или менее ему удалось уберечь их от последствий своей единственной серьезной ошибки, имя которой Леона Харпер. Теперь же они пытаются убедить его вернуться в Денвер, где он смог бы начать все заново.
Чэдвик начал что-то говорить, но замолчал и переглянулся с женой. Байрону эти взгляды были как соль на рану.
– Тебе не придется волноваться о независимом финансировании, – сказала Серена. – Предварительные расходы покрываются из денег, вырученных от продажи «Пивоварни Бомонт» и капитала, поступающего от «Пива Першерон».
– Мы выкупили сразу все здание, – добавил Чэдвик. – Арендная плата ничтожна по сравнению с таким же помещением в деловом районе Денвера. Ресторан должен будет покрывать свои коммунальные расходы и выплачивать зарплату служащим, в остальном у тебя полная финансовая свобода.
– И вообще, ты сможешь делать что пожелаешь, – вмешался Мэттью. – Воплощать в жизнь любые оформительские идеи, составлять любое меню, хоть бургеры с жареной картошкой, хоть взбитое в пену трюфельное масло. Единственное – в твоей карте напитков должно преобладать пиво из нашей пивоварни, так как ресторан расположен в ее цокольном этаже. Как бы то ни было, у тебя карт-бланш.
Байрон посмотрел на Чэдвика, Серену, лицо Мэттью на экране.
– Ребята, вам и правда кажется, что так нам удастся продать пиво?
– Могу представить тебе анализ выгоды затрат, проведенный мной, – предложила Серена, Чэдвик широко улыбнулся ей, что очень странно. Байрон не привык видеть своего брата улыбающимся.
С трудом верилось, что он вообще обдумывает предложение. Ему нравилось жить в Мадриде, работать в «Эль Галлио» – ресторане, шеф-повар которого больше внимания уделял ингредиентам блюд, чем созданию себе громкого имени. Да и испанский Байрона улучшался день ото дня.
Целый год он работал в сфере питания. Начинал в непритязательных ресторанах сети быстрого питания, потом перешел в заведение, имеющее одну звезду Мишлена, после чего оказался в трехзвездочном «Эль Галлио», одном из самых лучших ресторанов в мире. Байрон чертовски гордился тем, что сам создал себе имя, никак не связанное с отцом или семьей Бомонт. Готов ли он отказаться от всего и вернуться домой насовсем?
Больше всего импонировала анонимность жизни в Европе. Здесь никому не было дела ни до его фамилии, ни до облака слухов, окружающего его отъезд, ни до того, что случилось с «Пивоварней Бомонт» и «Пивом Першерон» или как повели себя в тот день братья, чтобы попасть в газетные заголовки.
Никто не знал о старой вражде между Бомонтами и Харперами, приведшей к необходимости продать «Пивоварню Бомонт».
Никто не сплетничал о Байроне и Леоне Харпер.
Что очень его устраивало.
Леона.
Он понимал, что, если надумает вернуться, встретит ее снова. У них остались незавершенные дела, на которые разлука продолжительностью в год никак не повлияла. Он хотел, чтобы она посмотрела ему в глаза и объяснила почему. Ничего больше. Почему лгала о том, кем в действительности является? Почему предпочла свою семью, отказавшись от всего, что они планировали. От всего, что он хотел ей дать?
Целый год Байрон работал как вол, чтобы забыть ее и ее предательство, хотя и не был уверен, что ему вообще когда-либо это удастся. Ладно, такова жизнь. Всем случалось хоть однажды пережить ситуацию, когда сердце заживо вырывают из груди.
Байрон не хотел ее возвращения. Зачем? Чтобы она со своим папочкой снова разрушила ему жизнь? Он жаждал отомстить. Вопрос в том, как лучше за это взяться.
Тут он кое-что вспомнил. Леона училась в школе промышленного дизайна, и они частенько обсуждали, как вместе откроют ресторан. Она будет его декорировать, он станет шеф-поваром.
С тех пор прошел год. Она могла устроиться на работу или открыть собственную фирму. Если он наймет ее, ей придется делать, как он велит. Так он сможет доказать, что у нее нет над ним власти и не в ее силах причинить ему боль. Он больше не наивный мальчишка, работающий на законченного эгоиста и позволяющий чувствам ослепить себя. Он шеф-повар, скоро открывает собственный ресторан. Сам себе хозяин и руководитель. Он Бомонт, черт подери. Пришло время вести себя соответственно.
– И я могу пригласить кого захочу для проведения внутренних отделочных работ?
– Разумеется! – хором воскликнули Чэдвик и Мэттью.
Байрон обвел взглядом кухню, посмотрел на двери своей темницы.
– Поверить не могу, что вообще обдумываю подобную возможность. – Он мог бы вернуться в Испанию, к своей новой жизни, которую сам себе создал. Жизни, лишенной прошлого. Правда, в действительности ему так и не удалось избавиться от этих оков, и он смертельно устал прятаться.
Он посмотрел на братьев и Серену, те надеялись, что он наконец вернется в лоно семьи.
Байрон отдавал себе отчет в том, что стоит на пороге большой ошибки, но, когда дело касалось Леоны, по-иному и быть не могло.
– Я согласен.
– Леона? – раздался в трубке голос Мэй.
Леона поспешно выключила громкую связь, чтобы ее босс, Марвин Лютефиск, глава «Лютефиск дизайн», не услышал личный телефонный разговор.
– Слушаю. Что стряслось? Все в порядке?
– Перси ведет себя беспокойно. Боюсь, как бы не вернулась ушная инфекция.
– Не осталось ли у нас капель с прошлого раза?
Едва ли она могла позволить себе еще один поход к доктору, который три секунды осматривал бы ухо, выписал рецепт и выставил счет в триста долларов. Но другие варианты еще хуже. Если Перси под хватит еще две инфекции, придется вставлять в уши трубки, а скудный бюджет не допускал даже такого незначительного хирургического вмешательства.
– Немножко, – неуверенно протянула Мэй.
