Подарок принцу химер - Катерина Траум
И эти чёрные глаза я узнаю из сотен других: Амадеус, собственной персоной.
— Ублюдок! — Эйден не стал церемониться и с размаху двинул ему кулаком по челюсти, повалив в снег. — Скотина!
— Остынь, Рид, я просто хотел поговорить!
— Ты хотел меня убить, тварь! Из-за тебя пострадала она! — ещё один удар и сдавленный стон, свидетельствующий, что силы принцу было не занимать. — Лживый, трусливый… кусок… дерьма, — пинок по рёбрам, и Амадеус, скрючившись, сплюнул кровь, окрасившую снег в красные пятна.
Это была чистая, неприкрытая ярость, ярко кричащая о том, что Эйден не зря носил свою фамилию, и что даже всегда такого спокойного и невозмутимого человека можно довести до срыва.
Меня уже не на шутку трясло от страха и холода, пробирающегося под расстёгнутую куртку, но я не могла оторвать взгляда от продолжающего выплёскивать свою злость принца. Он был как чистое торнадо, сметающее всё на своём пути. Оставив распластанного постанывающего врага харкать кровью, Эйден метнулся к своей машине и достал из багажника тяжёлую железную монтировку. Я закусила губу, боясь одного: стать сейчас свидетельницей убийства. Но Рид обрушил своё оружие на лобовое стекло внедорожника, треснувшее словно яичная скорлупа.
Он превращал в груду металлолома машину Амадеуса быстро, чётко и методично, вышибая стёкла и сминая корпус как пластилин. Его лицо становилось всё более довольным, а тяжёлые, резкие выдохи я слышала и отсюда.
Знаю, что должна была испугаться принца в этот момент, но я… любовалась? Любовалась, потому что была заворожена, и потому, что он был прекрасен в своей ярости.
Наконец, монтировка оказалась откинута в сторону, а Эйден развернулся, ловя мой внимательный взгляд.
— И радуйся, что я не прошиб твою тупую башку, мудила, — бросил он напоследок Амадеусу, направляясь к своей машине.
— Ты труп, Рид! И твоя шлюха тоже! — последняя злая фраза главаря латиносов утонула, когда Эйден плюхнулся на водительское сиденье и захлопнул дверь.
— Нет, тварь, это тебе осталось жить совсем недолго, — пробормотал он, заводя двигатель и со всей силы выжимая газ, не без труда выруливая из сугроба. — Прости, Китти, что видела это, но он вконец оборзел. В больницу?
— Не стоит, — наконец, обрела я дар речи. Впервые в жизни ощутила себя настолько защищённой, в полной безопасности рядом с ним. — Это просто ушиб.
Интересно, если Эйден чуть не убил Амадеуса за простой синяк, что будет с тем, кто посмеет причинить мне вред, подобный тому, что планировали латиносы в отеле? Выяснять как-то не очень хотелось.
11. Прощание
Несмотря на то, что последний год я провёл в Далласе, помогая маме наладить бизнес и тренируя Дженни, в моей квартире это было не первое Рождество. Я жил отдельно от отца лет с шестнадцати: просто потому что выносить его вечные ночные приходы-уходы, толпы химер, приходящих по поводу и без него, да ещё и убирать потом за ними бутылки — удовольствие сомнительное.
Но впервые в углу гостиной стояла маленькая, украшенная в спешке закупленными шарами ель, а по периметру комнаты висела яркая гирлянда, переливающаяся цветными огоньками. Было странно, было до ужаса непривычно, но невероятно красиво. А лучше всего среди этого праздничного безумия смотрелась она: в милом серебристом платье с открытой спиной, с рассыпавшимися по плечам волнами пепельных прядей. Китти задумчиво смотрела в окно, наблюдая за падающими снежинками и обнимая себя за плечи: на правом красовался живописный синяк после вчерашней аварии, за который я до сих пор чувствовал себя виноватым.
Я подошёл к ней вплотную, глубоко вдохнул чарующий аромат её кожи, пытаясь найти выход из всего этого. Но под каким бы ракурсом не смотрел, видел только один способ не нарушить обещание: отпустить эту ни в чём не повинную девочку, не портить ей жизнь окончательно, завтра же посадить на самолёт и отправить как можно дальше из этого грёбаного города, от химер, от латиносов, от себя… Пусть я не заметил в мятно-зелёных глазах ужаса после того, что она увидела вчера — угроза Амадеуса была вполне реальна. И да, ему осталось ходить на своих двоих недолго, ведь Эллиот обещал спустить с лжеца шкуру и повесить на рождественскую ель.
Но у принца, который вот-вот станет королём, всегда будут враги. И такая слабость как любовь совершенно непозволительна.
Моя жизнь — болото из дерьма, и засасывать в него Китти не просто эгоистично, а до ужаса мерзко. Но как объяснить это ей? А главное, как заставить себя отпустить её? Я решил позволить себе встретить с ней Рождество. Чтобы попрощаться. Чтобы запомнить навсегда это мерцание бледной кожи в свете гирлянд, эту хрупкую фигурку в шёлковом платье и этот аромат малины и земляники, пробивающийся даже через царящий в гостиной запах хвои.
— Прости меня, — выдохом на её шею, тут же замечая мурашки.
Невесомо коснулся синяка на плече, словно говоря, за что это извинение. Рука сама легла на тонкую талию, обвивая в собственническом жесте — будто издевался сам над собой. Считал её своей… в то время, когда планировал отпустить.
— Эйден, ты совершенно ни в чём не виноват, — Китти вздохнула и вдруг придвинулась ко мне ещё ближе, так, что контакт тел стал слишком тесным. Вжалась в меня так сильно, что волна жара моментально окутала каждый чёртов нерв. — Это сущий пустяк. Меня мать била сильней.
— Я должен был тебя уберечь, но знаю, что не смогу, — сцепив зубы от усилия, с которым дались эти слова, я пытался начать непростой разговор. О том, что должен поступить правильно. — Рядом со мной ты всегда будешь в опасности.
Резко развернувшись, Китти вскинула на меня потрясённый взгляд своих невозможных, пробирающих до дрожи глаз. Поняла всё так быстро: на редкость умная девочка. И на редкость привлекательная, словно созданная для меня.
Зачем, зачем было встречать её, узнать, что есть что-то лучшее, что-то столь прекрасное, а затем испытывать мою выдержку?
— Эйден Рид, ты что, прощаешься со мной?
Её тёплая рука оказалась на моей щеке, касаясь так нежно и правильно, что я не выдержал. Рывком притянул Китти к себе, обнимая как можно крепче, пытаясь раствориться в
