Екатерина Романова - Целительная сила любви

Болезнь, несомненно, заразная, но раз что-то позволило Ольге исцелить детей, значит, надежда оставалась. Правда, он так и не понял толком, чем именно матушка Ольга Григорьевна опоила крестьянских ребятишек, что они поднялись все-таки. Авдотья говорила о какой-то белой смеси без запаха и вкуса, которую барышня готовила сама, в полном одиночестве. Истопин умер, унеся свои секреты в могилу, Ольга тоже слегла, и неизвестно, что за странное зелье приготовила она для крестьянских детей. Метелин для таких случаев имел с собой удивительный бальзам, действие которого все в высшем свете называли не иначе как чудесным… Сам Алекс никогда не верил в чудеса. Бальзам этот, который он по нескольку бутылок выписывал ежегодно из Багдада, предлагался им для пациентов как иностранное изобретение, и даже он сам придумал для него модное название. Этим бальзамом следовало растирать грудь, спину и ноги больного, а также пить его в виде растворов.

Обнаженное тело Ольги было влажным и очень горячим. Алекс смачивал бальзамом узкую полоску ткани и медленно проводил ею по разгоряченной коже девушки, стараясь думать о чем-нибудь отвлеченном. У Ольги оказалась безупречная бархатистая ровная кожа, которую хотелось целовать и гладить. Сквозь омут и безумных для данного момента мыслей Алекс отмечал отсутствие сыпи и примерный характер жара. Судорог и лихорадки не было, что несколько обнадеживало.

Растирая ступни Ольги Григорьевны, Метелин опустился на колени и мысленно молил ее простить глупую выходку с поцелуем, и дерзкие речи, и нелепые подозрения. Именно здесь, у ног Ольги, он вдруг понял, что не видит и не представляет своей жизни без нее, кем бы она ни была и чем бы там ни занималась с Истопиным. Почему-то сейчас он горячо верил, что она поправится, от одних только его мыслей встанет, потому что ни к одной женщине никогда в жизни он не относился столь странно и столь трепетно.

Вливая Ольге в полуоткрытый рот по каплям лекарство, Алекс готов был плакать, готов был отдать свою жизнь за ее мгновенное исцеление и прислушивался к ее дыханию, будто страшась не услышать его.

Застав его в таком состоянии, Авдотья замерла у входа в немом удивлении. А потом вышла, не проронив ни слова.

Ольга лишь ненадолго приходила в себя за последние дни болезни. Действительность вокруг нее была зыбкой и очень горячей. Казалось, что терпеть эту обжигающую боль, дрожь и слабость просто невозможно, поэтому большую часть времени больная проводила в забытьи.

Сквозь помутненное сознание ей как-то померещилось возвращение Александра и его бдение у ее постели. Ольга понимала отстраненно, что такого не может и не должно быть. Спекшимися губами она несколько раз пыталась сказать ему что-то, но видение отступало, и она засыпала снова.

Надо сказать, что бесконечные ее видения «вели» себя весьма вольно, пользуясь тем, что она не могла дать решительного отпора. Иногда, перекрывая ей доступ к живительному воздуху, видение целовало ее висок, часто держало за руку и даже со слезами на глазах признавалось в любви, хотя этого уж точно быть не могло. Ольга подумала, что умирает, раз ее заблуждения приобретают столь откровенно нереальный характер. Порой ей казалось, что она уже умерла, а ее душа блуждает по аду. Потому что на рай ее состояние не тянуло даже в минуты облегчения. Нет, этот жар мог быть только адом! Но целующие твои руки черти, это, согласитесь, серьезное испытание веры! И Ольга поняла, что из небытия пора выбираться.

Первая, кого она увидела, собравшись с силами на каком-то переломе болезненной лихорадки, была Авдотья.

— Дотя, Дотя, ты слышишь меня?

Девушка вздрогнула от неожиданности и с неверящей радостной улыбкой бросилась к барышне.

— Ольга Григорьевна, матушка наша! — Девушка со слезами целовала ей руку. — Говорит, в себя пришла… Говорит!

— Брось же, Дотя! — негодующе оборвала ее Ольга. — Мне же не лучше, может, и смерть моя близка. Верна ли ты мне? Могу я доверять своей подруге?

— Ольга Григорьевна! — Девушка опустилась на колени у постели Ольги и прижала к груди ее руку. — Только прикажите. Сделаю все, что угодно!

— Запоминай, может, я и не скажу тебе этого больше… Только делай все сама! Пусть ни Тюрин, ни Расточный, ни новый барин, ни даже Дуня не знают о твоих делах… Найди в аптекарской лавке Марусю, дочь кузнеца Емели. Она запасает травы. Попроси для меня той, что я всегда беру из зеленого ларца. Затем… лягушки. В погребе лягушки…

— Ольга Григорьевна? — Девушка в испуге отпрянула.

Слова барышни уже не казались ей внятными. Наверное, нужно звать Метелина. Вдруг Ольге плохо, а этот бред отнимает ее последние силы.

— Стой, Дотя! Не смей млеть, как темные деревенские бабы! — Голос Ольги, как и раньше, звучал уверенно и твердо, поэтому Авдотья уверилась, что барышня не может бредить. — Иди в погреб одна и принеси лягушек. Хотя бы двух, но нужно больше. — Ольга передохнула и набрала в грудь побольше воздуха. — Их кожа мокрая, Дотя. Это не случайно. Акулина их держит там, чтобы не скисало молоко. Ты умная, ты поймешь… Не знаю почему, но они помогают. Только лягушачья кожа сможет меня спасти.

Авдотья содрогнулась, но руки своей у Ольги не отняла.

— Барышня будет есть лягушачью кожу? — в ужасе прошептала она.

— Не-ет! — Ольга, пытаясь улыбнуться, застонала. — Тупым скребком собери с их кожи слизь, смешай с мелом и тотчас неси сюда. Я должна это съесть. И, ради Бога нашего, Дотя, никому ни слова!

— Ей-богу, барышня! — Авдотья вскочила. — Скоро буду! Сейчас, сейчас…

Ольга успокоилась и прикрыла глаза… Если все равно умирать, то уже не важно, что про нее будет думать Дотя…

Александр же не находил себе места. Уже три дня он почти не спал, еду принимал только после ругани самой Акулины, почти ни с кем не разговаривал и только иногда бродил вокруг Ольгиных владений. Ее убогая пристройка стала ему дороже любых дворцов. Здесь все пахло Ольгой, все дышало ею. В своих комнатах он не находил покоя, красивые девки раздражали, а когда он видел, что какая-то из них прикасается к его постели или развешивает вещи в шкафу, то просто свирепел.

Если бы приличия позволяли, он бы переехал в покои Ольги тотчас же. Но, учитывая ее состояние, это было бы крайне нелепо. Несмотря на то что в самочувствии Ольги не наступило еще заметных улучшений, Алекс уже видел ее здоровой и с упоением представлял, как будет с ней объясняться. Сидя у ее постели и всерьез опасаясь за ее жизнь, Александр понял, что не должен потерять эту женщину. Кем бы она ни являлась и каким бы скандальным ни было ее прошлое, отныне это станет лишь прошлым, и он не даст ей вспоминать об этом… Кем бы ни был ночной визитер и его соперник — к черту соперника! Алекс сделает все, чтобы Ольга забыла обо всех своих увлечениях и отдала ему чувство, переполнявшее его самого, а именно иссушающую, горячую страсть, которую она тоже, вне сомнения, умеет испытывать и которую скрывает от Метелина лишь по причине его грубой и неуклюжей настойчивости… Больше он не будет грубым, подозрительным и злым. В конце концов, они взрослые люди и вполне могут здраво рассуждать о природе своих чувств.