Хэрриет Гилберт - Я ничья?...

Элин все еще рассматривала награду, когда в комнату вошел Джеймс в коротком махровом халате в белую и зеленую полоску, до колен открывавшем мускулистые загорелые ноги. Обернувшись, Элин увидела, что Ньюмарк направился к столику с бутылками и налил в бокал немного джина, разбавив его водой из сифона. Затем он подошел к ней.

— Мм… я только вчера узнала, что ты участвовал в Олимпийских играх. И даже одержал победу, насколько я понимаю. — Элин кивком указала на медаль.

Джеймс пожал плечами.

— Тебе и не нужно было знать об этом. Похоже, мне просто повезло. Хотя справедливости ради надо признать, что в тот день я был на седьмом небе от счастья.

Элин крепче сжала бокал, изо всех сил стараясь противостоять чувственному магнетизму, исходившему от Джеймса. Создавалось впечатление, что он может в нужный момент пользоваться своим шармом с такой же легкостью, как другие люди включают и выключают свет.

Не поддавайся его чарам, предупреждала себя Элин. Вспомни, как он тебя встретил!

Однако взгляд ее сам собой соскользнул на темные завитки волос, видневшиеся на загорелой груди Джеймса в разрезе халата. Затем Элин усилием воли подняла глаза, только для того, чтобы увидеть ниспадающие на лоб Ньюмарка мокрые после душа волосы. В эту минуту он был притягателен как никогда!

Если Джеймс всегда выглядит дома подобным образом, неудивительно, что женщины так и падают к его ногам. Хотя справедливости ради следует добавить, что успеху у представительниц слабого пола он также обязан красивым зеленым глазам, обрамленным длинными темными ресницами.

Поглубже вздохнув, чтобы слегка успокоиться, Элин уловила запах одеколона и поняла, что Ньюмарк успел побриться. Как, пронеслось в ее голове, неужели он собирается повторить то, что произошло между нами в его кабинете? Ну нет, этому не бывать!

Элин никогда не позволяла себе вольностей с женатыми или помолвленными мужчинами и сейчас не собиралась нарушать свои принципы. Ни за что, решительно подумала она и тут же вспомнила прикосновение горячих губ Джеймса, силу, скрытую в его мускулистом теле, плотно прижимавшемся к ее собственному там, в кабинете.

В своем ли ты уме, озабоченно спросила себя Элин. Джеймс вовсе не собирается целовать тебя! Совершенно очевидно, что у него и в мыслях нет ничего подобного. И вообще, он не меньше тебя самой раздосадован по поводу того постыдного происшествия, порожденного лишь его гневом и несдержанностью. В то время как твой горячий отклик на его действия оправдать невозможно ничем, усмехнулась про себя Элин.

Возьми себя в руки! Никто не спорит, Джеймс сейчас выглядит сногсшибательно. И что с того? Постарайся все время помнить, что у него сомнительная репутация по части отношений с женщинами, что он помолвлен с Лолли Чемберс и что, наконец, ты не так давно была уверена, что ненавидишь его!

Элин все продолжала уговаривать себя, но «ненавидимый» ею Джеймс снова улыбнулся, и сердце застучало у нее в груди как сумасшедшее.

— Прости мне мою невежливость. Просто я остро нуждался в душе, — пояснил Ньюмарк, поднося к губам бокал. — У меня выдался трудный день, но я, конечно, не должен был срывать дурное настроение на тебе.

С этими словами Джеймс направился к журнальному столику из красного дерева, на котором Элин оставила папку с материалами своей будущей передачи.

Одеревеневшая от напряжения и крайне недовольная собой, Элин продолжала стоять на месте, в то время как Ньюмарк удобно устроился с папкой на диване и принялся просматривать наброски об Эде Мувере, слесаре, о Фрэнке Кросби, дантисте, а также об их возлюбленных. Минут двадцать спустя он захлопнул папку и отпил порядочный глоток из бокала.

— Почему ты там стоишь? — спросил Ньюмарк с удивленной улыбкой. — Лучше сними жакет и присядь на диван.

Элин пожала плечами.

— Я не знала, как ты воспримешь прочитанное. Поэтому предпочла оставаться на ногах, чтобы в случае чего поскорее удрать. — Она медленно сняла тяжелый жакет, затем пересекла комнату и опустилась в мягкое кресло. — Ну, что скажешь?

— По-моему, должно получиться неплохо. Признаться, я не ожидал.

— Благодарю! — насмешливо заметила Элин.

— Не язви! Я знаю, какую чушь иногда показывают на коммерческих телевизионных каналах, поэтому подсознательно ожидал увидеть нечто подобное.

— Много ты знаешь! — фыркнула Элин. — Если бы ты был знаком с Диком Бартоном, нашим главным редактором, то не говорил бы так. Он не стал бы терпеть на канале нерадивого работника. Кроме того, я не понимаю, почему ты удивляешься моим возможностям. Ведь моя бабушка постаралась дать мне хорошее образование.

— Что же здесь непонятного? Вспомни, какой я тебя увидел во время нашей первой встречи в Испании. Если бы меня тогда спросили, что из тебя может получиться, я скорее всего ответил бы, что ты, возможно, примкнешь к коммуне хиппи или устроишься клоуном в передвижной цирк. — Джеймс поднялся с дивана и продолжил, не давая Элин времени сказать что-либо в свою защиту: — Как бы то ни было, я очень голоден. Поэтому у меня есть предложение отложить дискуссию до тех пор, пока мы не перекусим. — С этими словами Ньюмарк направился на кухню.

— Я не хочу есть с тобой! — крикнула Элин ему вслед, но в ответ услыхала лишь смех. Джеймс исчез за дверью, и она снова осталась одна.

И вновь, во многом из-за упоминания Ньюмарком об их первой встрече, на нее нахлынули печальные воспоминания о том жарком лете.

Элин прибыла в Испанию, все еще не оправившись окончательно после смерти бабушки. Холодный прием Глэдис Колхаун тоже не способствовал улучшению ее состояния. Только спустя годы Элин поняла, что на самом деле проблема заключалась не в ней, а в самой Глэдис. Потому что человек, способный проявить подобное бессердечие к юной девушке, сам нуждается в помощи. Возможно, даже в медицинской. Во всяком случае консультация психоаналитика Глэдис не повредила бы.

Но как ни старалась Элин, выполняя пожелание хозяйки дома, поменьше попадаться на глаза окружающим, первым человеком, с которым она столкнулась, был ее сводный брат Джеймс Ньюмарк. Причем столкнулась она с ним в самом прямом смысле слова. Элин шла с полными слез глазами по длинному сумрачному коридору и неожиданно налетела на кого-то.

— Насколько я понимаю, это и есть моя сводная сестричка! — мягко произнес Джеймс, беря Элин за руку и отводя в ближайшую комнату, где было побольше света. — Ну, почему ты плачешь?

Чувство такта не позволило Элин признаться, что ее обидела мать Джеймса, поэтому она невнятно пробормотала что-то насчет своей внешности.