Барбара Данлоп - Золотое предательство
И так же, как и в улыбке Моны Лизы, в выражении лица этой женщины была какая-то загадка. На первый взгляд оно казалось совершенно безмятежным, но уже секунду спустя Анна готова была поручиться, что на нем написано удовлетворение и даже радость. Так странно.
Надев перчатки, Рорк аккуратно вытащил статуэтку из ящика и поставил на заботливо подстеленную ткань. И несколько мгновений все молча и неподвижно любовались «Золотым сердцем».
Анна знала, что статуэтка не светится, это лишь оптическая иллюзия или игра ее собственного воображения. Но эффект был потрясающий. Золотой постамент и розовато-лиловый мрамор так и играли.
— Да, королевский мрамор ни с чем не спутаешь, — с ноткой подлинного почтения в голосе заметил Раиф. — Никто не знает, как он этого смог добиться, но скульптор, Салех-ибн-Рахман-ибн-Кунья аль-Фулан сумел сохранить почти одинаковый рисунок на всех трех статуэтках. Я сравнивал две статуэтки, когда они стояли рядом.
— А представьте, что перед вами стоят все три «Золотых сердца», — вставил Рорк.
— Да, наверняка, однажды такое увидев, будешь помнить об этом всю жизнь.
Анна взглянула на статуэтку чуть с другого ракурса.
— Ее лицо, оно меняется.
— А по мне, так оно все время спокойное.
— А по-моему, даже немного подавленное, — вставил Тарик.
— Терпеливое, — поправил Раиф, — мне кажется, ты хотел сказать — терпеливое.
— Но вы же заметили, что оно меняется?
— Это всего лишь статуэтка.
— А «Мона Лиза» — всего лишь картина, — возразила Анна. — Просто не верится, что вы этого не видите. — Анна еще раз обошла статуэтку, и теперь она снова выглядела безмятежной.
— Мне нужно осмотреть ее основание, — заявил Раиф.
Рорк кивнул, аккуратно уложил статуэтку на бок, и Раиф принялся что-то там выглядывать, вооружившись увеличительным стеклом.
— Бумаги не врут, я лично установил происхождение этой статуэтки, — заметил Рорк.
Но Раиф ничего не ответил, ненадолго замер, а потом встал, нахмурился и сказал что-то Тарику на райясе.
— Не может быть, — удивленно возразил Тарик.
— Тогда сам посмотри, — предложил Раиф, протягивая брату увеличительное стекло, и Тарик послушно склонился над статуэткой.
— В чем дело? — спросила Анна.
Но Раиф так на нее вглянул, что она сразу же поняла — не стоит вмешиваться.
Когда тихо выругавшийся Тарик отошел от статуэтки, Рорк снова ее поставил:
— Полагаю, там должна быть какая-то отметина?
— У каждой статуэтки есть своя уникальная отметина.
— И она исчезла?
Анна пристально наблюдала за мужчинами, и, судя по их жестам и словам, в этом споре выиграл Рорк.
— Просто поразительно, дай-ка я еще раз взгляну на твои документы, — сказал Раиф.
— Пожалуйста. — Рорк сходил к машине и вернулся с пухлым конвертом в руках.
— Принцесса Салима действительно заплатила «Золотым сердцем» охраннику, так что оно никогда не было на борту «Титаника». Этому Зарури просто невероятно повезло.
— Видимо, Салима действительно любила Космо Сальваторе, — предположил Тарик.
— Любовь, — скривился Раиф. — Да что не так с этими женщинами? Разве они не понимают, что такое долг? Взять хоть ту же Калилу. Женщины, вообще, хотя бы иногда задумываются, сколько от них неприятностей?
Глава 6
Коллеги встретили Анну так, как будто она совершила настоящий подвиг. Никто ничего не знал о ее похищении, зато все знали, что им с Рорком наконец-то удалось доказать, что у них подлинное «Золотое сердце» и что оно попало к ним совершенно законным путем. А история о подкупленном охраннике и убежавших на «Титанике» влюбленных затмила собой разговоры о связи Анны с Далтоном и Раифом, так что она наконец-то смогла вздохнуть с облегчением.
А в четыре часа дня они дружно откупорили несколько бутылок шампанского, чтобы отметить это знаменательное событие, и к ним на огонек даже заглянула Эдвина и еще парочка членов совета директоров. И помимо всего прочего выяснилось, что последние пять дней Эдвина отдыхала во Флориде, поэтому при всем желании просто не могла заметить исчезновение Анны.
— За «Золотое сердце» и за Рорка, — объявила Анна, поднимая бокал.
— И за тебя, Анна, — подмигнув, добавила Эдвина. — Ведь если бы не ты, нам вряд ли удалось бы на этот раз выиграть.
— Просто на нашей стороне были правда и закон, — возразила Анна.
— Да, но очень часто этого оказывается мало.
Все дружно рассмеялись и выпили шампанского.
А потом, посреди общего веселья, в офисе Анны раздался звонок, и ей пришлось идти отвечать.
— Анна Ричардсон?
— Да.
— Это агент Хейди Шоу из Интерпола.
Анна задумчиво посмотрела на бокал с шампанским, пытаясь представить, что еще от нее потребовалось Интерполу.
— Да?
— Сегодня утром я разговаривала с Раифом Коури.
— И что? — осторожно спросила Анна.
— Как вам уже известно, все выглядит так, как будто вы были правы насчет статуэтки.
— И вы звоните, чтобы извиниться?
— Нет. То есть да. Я всегда признаю свои ошибки и вынуждена признать, что ошиблась на ваш счет.
Анна прислонилась спиной к двери. До чего же она от всего этого устала.
— Вам жаль, что не удалось продвинуться по службе, или вам жаль, что вы доставили столько неприятностей ни в чем не повинной женщине?
— Я все время доставляю неприятности ни в чем не повинным людям, это часть моей работы, — после небольшой паузы ответила Хейди.
— Ну так и зачем вы тогда звоните?
— Вы кое-что сказали во время… допроса.
— И что? Вы хотите снова меня арестовать?
— Не сегодня. — Хейди немного помолчала и добавила: — Это была шутка.
— Так у вас, оказывается, есть чувство юмора?
— Да. — Теперь в ее голосе послышалось что-то человеческое.
— Ладно, и что я такого сказала?
— Что ни вы, ни Рорк не имеете к этой краже никакого отношения и, что если я хочу разгадать большое запутанное международное дело, мне нужно оставить вас в покое.
— И теперь вы убедились, что я была права.
— Даже тогда я предполагала, что это вполне возможно. В общем, после того разговора я начала поиски. Пока мне не удалось найти ничего конкретного, но в этом деле очень много странных совпадений. И во многих из них вы так или иначе замешаны. Вы поклялись, что у вас не было романа с Далтоном Ротшильдом.
— Потому что у меня действительно ничего с ним не было.
— И если это правда…
— Если?… — Разве она уже на деле не доказала свою честность? — Это правда без всяких «если».