Виктория Плэнтвик - Помни о хорошем

Что ж, кажется, они все выяснили. Эвелин встала.

Томас Айвор любезно стоял рядом, дожидаясь, пока она наденет туфли, и продолжал беседу:

— Сейчас он злится, потому что я запретил ему уезжать из дома целых три недели. Он собирался посвятить последние две недели каникул тренировкам, а теперь вынужден сидеть дома. Уверен, вы согласны, что Альфреда следовало наказать.

— В общем, да, — согласилась Эвелин и, поколебавшись, добавила: — но если для него это очень важно…

Томас Айвор нахмурился.

— Я это учел. Мы заключили сделку с некоторыми оговорками. Я допускаю, что такой срыв у него впервые. Он помешан на здоровье — боится повредить своей будущей спортивной карьере. Но до возвращения родителей мне придется за ним присматривать.

Их неокрепшая, неожиданно возникшая близость чуть было не погибла из-за упрямства Эвелин, которая не хотела, чтобы Айвор отвез ее домой, уверяя, что уже прекрасно себя чувствует. Тогда он клятвенно пообещал, что будет идти за ней пешком до двери ее дома, и Эвелин пришлось сесть в серебристый «ягуар». Томас завел мотор, и они поехали к дому Эвелин.

5

Томас Айвор сосредоточился на неровностях дороги, ведущей к шоссе. Эвелин уютно устроилась на мягком сиденье, надеясь отдохнуть от недавних неприятностей. Однако она явственно ощущала тревожное волнение, охватившее ее от близости соседа. Каждый его глубокий вздох, их случайное соприкосновение, легкое движение его рук, управляющих машиной, вызывало в ней непривычный, томительный жар, и Эвелин хотелось, чтобы дорога стала бесконечно длинной, и эти минуты превратились в долгие часы.

Но дом Эвелин был совсем неподалеку, на другой стороне реки. Они переехали через мост, и Томас Айвор, к ее разочарованию, выполнил просьбу Эвелин в точности — остановил машину у ворот. Посмотрев на часы, он коротко и четко объяснил ей, что и как надо отвечать Брюсу Селдому, посоветовал не злиться, вежливо распрощался и уехал.

Направляясь к дому, Эвелин, как обычно, заглянула в почтовый ящик. Там лежала записка от Брюса:

«Эвелин, я не могу больше ждать. Очень надо поговорить. Позвоните!»

Слово «очень» было подчеркнуто дважды. Эвелин вошла в дом, быстро смыла с себя пыль, переоделась и позвонила Селдому. Он сказал, что не хочет по телефону ничего объяснять, а лучше приедет.

Они сидели за ее маленьким кухонным столиком и пили ароматный кофе. Брюс никак не решался начать разговор.

— Это обычная предосторожность, не более того, — наконец вымолвил он, — но вы должны быть готовы к самому худшему. Мне очень неприятно, но я хочу попросить вас первые дни семестра не появляться в колледже. — Он встал и начал расхаживать по кухне, теребя шелковый галстук (характерный для него жест беспокойства). Они с Эвелин часто не соглашались в спорах, но он знал, что она готова уступить его авторитету и административному положению. — Возможно, в этом и не будет необходимости, к началу занятий страсти утихнут и…

— Возможно? — возмутилась Эвелин. — Вы говорили, что То… мистер Айвор сообщил вам о вечеринке, которую без разрешения устроил его племянник. Я объяснила, почему я оказалась там. Так зачем нужно принимать скоропалительные решения? — Она не стала упоминать ни о звонке Берил, ни о визите в «Вязы».

Брюс нервно взъерошил и без того взлохмаченные волосы.

— Я уже не могу ничего изменить. Мне утром позвонила одна из попечительниц и заявила, что удручена поведением двух девочек из академии, которые раззвонили по всему городу, что в субботу были на «лихой» вечеринке с мальчиками из колледжа.

— Эти девочки, — возразила Эвелин, — действительно были в школьном лагере, и мы отвечаем за них, а вот мальчики сейчас на каникулах — колледж тут ни при чем.

— Это не совсем так, — уточнил Брюс. — Утром звонила одна из наших мамочек — заядлая любительница совать нос в чужие дела — и рассказала, что ее сын, явившись с вечеринки под хмельком, ради шутки позвонил в газету, так что колледж уже попал на заметку. И она поинтересовалась, почему педагог из колледжа участвовал в вечеринке и как он мог допустить выпивку.

— Я не участвовала в вечеринке!

— Я знаю, но, сколько ни объясняй каждому, мы не сумеем представить происшедшее в достойном виде. — Брюс, сам того не ведая, повторил слова Томаса Айвора. — Увы, все педагоги вынуждены заботиться о том, чтобы в их поведении не было даже намека на что-нибудь порочащее. Это вопрос морали, профессиональной чести…

— Неужели недостаточно вашего подтверждения моей честности? — Эвелин решила поиграть на самолюбии Селдома. — Мы могли бы поговорить с людьми вместе.

— Это, конечно, можно, но есть и другие стороны проблемы. Как вы их не видите? — раздраженно проговорил он. — Если я не проявлю должной твердости, за моей спиной начнут говорить, что это из-за наших личных отношений. Я обязан быть особенно объективным, чтобы не было лишних сплетен. — Он хмуро посмотрел на Эвелин. — Теперь вам ясно?

Ей стало ясно, что он боится за свою репутацию.

— Значит, нам лучше сегодня вечером никуда не идти? — нарочито спокойно спросила Эвелин.

Брюс заказал на вечер столик в ресторане. Он смущенно потупился.

— Если вы не обидитесь… Я думаю, так будет лучше. Мы пойдем туда в другой раз, ладно?

— И вы за этим пришли? — вскричала Эвелин, вскочив на ноги с такой стремительностью, что чуть не опрокинула чашки с кофе.

Брюс Селдом умоляюще сжал руки.

— Поймите, это нужно для порядка, я обязан ответить на нарушение…

— Вы обвиняете меня?

— Ничего подобного, — начал оправдываться он, его глаза были полны тревоги и раскаяния.

Эвелин никогда не видела его таким. В свои тридцать семь он выглядел значительно моложе, чем следовало бы директору популярного колледжа, но он руководил им очень уверенно и авторитетно. С его мнением всегда считались.

Эвелин чувствовала себя рядом с ним спокойно, не смущалась своей хрупкости и маленького роста. Брюс и сам был не слишком высоким и в меру худощавым. Эвелин он привлекал мягкой манерой поведения и желанием помогать людям. Поэтому она, когда Брюс начал очень ненавязчиво, но настойчиво за ней ухаживать, стала подумывать о возможности более близких отношений.

Но теперь!

Эвелин холодно улыбнулась.

— Пожалуй, вы правы. Не стоит дразнить гусей.

Брюс, казалось, удивился ее легкому согласию. Видимо, после ее взрыва он ожидал продолжения истерики.

— Глупо, конечно, но вы же знаете, как легко люди придумывают всякую ерунду. — Он посмотрел на недопитый кофе и кинул нетерпеливый взгляд на дверь. — На работе вы, безусловно, останетесь, но, пока шипение не прекратится, вам лучше в колледже не появляться. А мы, со своей стороны, постараемся найти зачинщика или зачинщицу и переключить все внимание на виновных.