Сказка для Несмеяны (СИ) - Алёна Дмитриевна
— Бестолку это все! — воскликнул вдруг Светозар, оглядывая припасы брата. — Отошли!
Сокол не должен был позволять ему это делать. Знал, чем может закончиться. Но разве мог он его остановить? Разве не отдал бы он сам ради своих сыновей и жены все, включая жизнь? Тихомир сделал шаг назад. И вместе они смотрели, как Светозар положил ладони на обожженное мясо, которое еще недавно было левой стороной лица Яшутки, закрыл глаза, забормотал заговор. Из-под пальцев его пролился золотисто-белый свет, а он все шептал и шептал, пока хватило сил, но даже тогда, когда их не осталось, собрал то, чего не было, и отдал тому, кто был его плотью и кровью.
Несмеяна проснулась легко. Подумала, что давно так не высыпалась. Положила руку на живот, дождалась, когда ребеночек внутри пошевелится, улыбнулась. А потом перевела взгляд на окно. Свет за окном был странный, совсем не рассветный, а наоборот, будто вечерний. Она недоуменно глянула за плечо и обнаружила рядом спящего мужа. Губы его были плотно поджаты, на лбу залегла глубокая складка… Его лицо пробудило в ней какое-то неприятное воспоминание. Она нахмурилась, пытаясь понять, что именно забыла. И вспомнила.
Её подкинуло на кровати, поспешно и неуклюже из-за мешающего живота она слезла с постели и кинулась к двери…
— Стой! — спросонья хрипло крикнул ей Светозар. — Он жив! Жив… С ним Тихомир. Пожалуйста, постой.
Несмеяна обернулась. Светозар сел на постель, слегка покачиваясь.
Воспоминания возвращались постепенно. Вот она склоняется над грядкой, вот слышит плач, а вот ее Яшутка… И рука на глазах. Что они с ней сделали, проклятые ведуны?! Не пустили к сыну!
— Несмеяна, послушай…
Ее накрыло обидой и отчаянием. Она бросилась на мужа, замолотила кулаками ему по груди. А если бы… Если бы…
— Как ты мог! — воскликнула Несмеяна. — Он же мой сын! Мой сын! Ты не понимаешь…
Светозар встал, поймал ее руки за запястья, дернул на себя.
— Прекрати! — вдруг гаркнул он ей прямо в лицо. — Как я могу не понимать? Он ведь и мой сын.
От шока Несмеяна замерла. Он никогда на нее не кричал, никогда не хватал за руки, никогда не смотрел на нее зло.
— Он. И мой. Сын, — четко выговаривая каждое слово, повторил Светозар и выплюнул с горечью. — Это ты не понимаешь! И, кажется, никогда не поймешь…
А потом отпустил ее, слегка оттолкнув, и снова устало опустился на кровать. И Несмеяна заметила то, чего не увидела раньше. Пару морщин на лбу, которых давеча еще не было, и белую прядь в пшеничных волосах. И выглядел он так, будто…
— Ты колдовал…
— А должен был позволить ему страдать? — качнул головой Светозар. — Ничего… Лечить не калечить, все со мной в порядке… Но, Несмеяна, услышь меня. Он и мой ребенок. И я его люблю. Я тоже дал ему жизнь. И ему, и Климу, и тому, кого ты скоро родишь. Я их отец, понимаешь?
Он смотрел на нее как-то странно. С обреченностью. Будто бы она и правда не понимала и не могла понять. Но как это можно было не понять? Конечно же, это он был их отцом. Кто ж еще?
Или он говорил не об этом?..
— Я уже смирился, Несмеяна, — устало продолжил он. — Ты никогда меня не полюбишь, я никогда не буду тебе по-настоящему нужен. И если бы вместо меня был кто-то другой, ты бы относилась к нему так же. Но не лишай меня хотя бы наших детей. Не лишай меня их любви и права любить их.
Что-то в его словах растревожило, зацепило ее. Поймало, как рыбку на крючок. Несмеяна нахмурилась.
— Я все равно люблю тебя, — вздохнул Светозар и покачал головой. — Но порой это так тяжело. Тебе ведь все равно, есть я или нет. Ты ложишься со мной в постель только ради детей. А в остальное время, просто чтобы не обижать меня. Потому что так положено. Поначалу мне удавалось врать себе, говорить, что ты идешь ко мне и ради меня, что тебе просто нужно время. Но потом я слишком устал скрывать от самого себя правду.
Он вгляделся в ее большой круглый живот и вдруг улыбнулся.
— Удивительно, что дети совсем тебя не меняют. Другие толстеют, расползаются словно тесто в квашне, становятся сварливые, все жалуются… А ты какая была, такая и осталась. И никогда не изменишься… Ничего не изменится.
— Где Яшутка? — отчего-то напуганная признаниями мужа, шепотом спросила Несмеяна.
— У Тихомира.
Несмеяна кивнула и неуверенно сделала шаг назад. Светозар не попытался ее остановить или сказать что-либо еще. Поэтому она развернулась и пошла быстрее. У двери остановилась, обернулась. Светозар снова ложился в постель. Двигался он так, словно за последние сутки постарел лет на двадцать.
В опочивальне Тихомира окно оказалось закрыто ставнями, было сумрачно, пахло травами. Хозяин комнаты сидел за столом, на котором стояла горящая свеча, и что-то читал в ее неярком свете. Он повернул голову, когда Несмеяна постучала и осторожно заглянула внутрь, потом кивнул на кровать и снова вернулся к книге.
Ей было страшно. Она боялась того, что может увидеть. Яшутка — ее малыш — лежал к ней правой стороной лица, а левая была покрыта тканью, смоченной в отваре. Она подошла ближе, опустилась перед кроватью на колени, взяла в свою ладонь его тоненькую руку — словно веточка. И таким маленьким показался ей в этот момент ее сынок, про которого она еще с утра говорила, что он совсем взрослый мужчина. Сейчас он спал, явно околдованный, но Несмеяна не могла не признать, что это к лучшему. Нужно было поднять ткань и посмотреть, что под ней. Но ей казалось, что пока она не сделала этого, там ничего нет, пока она не увидела, не убедилась своими глазами, все еще может быть хорошо… Разумеется,
