Развод. Я не приму вторую! - Мила Реброва
Он снова сжал руль.
– Может, это потому, что ты никогда не говорила, чего хочешь.
Эти слова поразили меня. Я отвела взгляд, стараясь понять, что именно он имел в виду.
Когда мы подъехали к дому моих родителей, мама уже ждала нас на крыльце. Она заметила машину и удивлённо нахмурилась, видимо, не ожидая увидеть Адама.
Он заглушил двигатель и вышел.
– Адам? – в голосе мамы прозвучало удивление. – Ты приехал?
– Привёз Марьям, – коротко ответил он, остановившись у ворот.
Мама вышла ближе и улыбнулась:
– Ну надо же. Сколько лет не приезжал, только по праздникам и видим тебя! Всё хорошо?
– Да, всё нормально, – он кивнул. – Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, Адам, всё в порядке, – мама явно была удивлена его вниманием, но скрыла это за теплотой в голосе. – Зайдёшь на чай?
– Нет, спасибо, – быстро ответил он. – Я только довёз, мне еще на работу возвращаться.
– Ну, спасибо, что привёз, – сказала мама, глядя на него с искренней улыбкой.
Он снова посмотрел на меня, его взгляд был коротким, но в нём читалось что-то большее, чем просто прощание.
– Я заберу тебя через три дня.
– Хорошо, – тихо ответила я, чувствуя лёгкую дрожь внутри.
Я стояла рядом с мамой, наблюдая, как он сел в машину и уехал, оставляя за собой облачко пыли на дороге.
– Что-то случилось? – спросила мама, внимательно глядя мне в лицо.
– Нет, мама, – я натянуто улыбнулась. – Просто так получилось.
Но внутри я знала, что ничего не бывает просто так. Эти три дня многое покажут. Что изменилось. Или, возможно, что уже никогда не изменится.
Дом родителей встретил меня запахом свежего хлеба и тёплого молока. Эти ароматы были неотъемлемой частью моего детства, напоминая о времени, когда всё казалось проще. Во дворе слышалось привычное мычание коров, из сарая доносился звук бидонов, а за домом на небольшом огороде мелькала фигура мамы.
Мама всегда была в движении, и сегодняшний день не стал исключением. Она остановилась лишь на мгновение, чтобы обнять меня, но её руки, пахнущие молоком и травами, сразу напомнили, какой это труд – их жизнь.
– Марьям, проходи в дом, – сказала она, оглянув меня с головы до ног, после отъезда Адама. – Сейчас бабушка вернётся из магазина, а папа уже с утра на пастбище. Как дети?
– Всё хорошо, мама, – ответила я. – Как ты сама? Всё успеваешь?
Она усмехнулась, вытирая руки о передник.
– А кто, если не я? Коровы сами себя не подоят. Да и молоко переработать надо. Сегодня творог повезу в магазин, а завтра сливки забирать приедут.
Я молча кивнула, пытаясь подавить чувство вины. Каждый её день был расписан до минуты. Мама всегда была такой – работала от зари до зари, не жалея себя. Это был её выбор, её жизнь, и она принимала её без тени сомнения. А я… Я была другой.
Мой отец всю жизнь был человеком немногословным. Он привык работать руками – на ферме, в поле, с инструментами. Его день начинался до рассвета, когда он выходил к коровам, а заканчивался поздним вечером, когда всё было готово к следующему дню. Он редко жаловался, даже если уставал. Для него труд был не просто обязанностью, а смыслом жизни.
Бабушка, которой уже перевалило далеко за семьдесят, тоже не сидела без дела. Несмотря на возраст, она продолжала помогать маме – то на кухне, то в огороде, то с внуками, если они приезжали. Она всегда повторяла: “Женщина должна быть сильной, иначе кто всё выдержит?” Эти слова я слышала с детства, и они глубоко засели в моей голове.
Мама перерабатывала молоко: сливки, сметана, творог, сыр – всё это делала она сама. Иногда я даже не могла понять, как она всё успевает. Десять коров, несколько магазинов, рынки, постоянные заказы – для неё это было не просто работой, а частью её сущности. Она гордилась тем, что делает, и никогда не позволяла себе отдыхать.
Когда я была ребёнком, мне казалось, что так и должно быть. Я видела, как мама каждый день с улыбкой несёт тяжёлые бидоны, как папа возвращается домой весь в пыли, но с чувством выполненного долга. Мы никогда не жили богато, но у нас всегда было всё необходимое, потому что родители умели трудиться и делали это ради нас.
Став взрослой, я начала понимать, что не могу быть такой, как они. Для меня радость не заключалась в том, чтобы растворяться в заботах о семье, в бесконечном труде без отдыха и благодарности. Я пыталась быть такой – 20 лет я старалась, но каждый год это ощущение становилось всё острее: это не моё.
Теперь, возвращаясь домой, я ловила себя на мысли, что чувствую себя виноватой. Виноватой за то, что не нахожу радости в том, что для мамы и папы – норма. За то, что мне хотелось чего-то большего.
– Ты что-то задумалась, – вдруг сказала мама, когда мы сидели на кухне. Она готовила обед, а я резала хлеб.
– Да так, мама… Просто думаю, как вы всё это выдерживаете, – честно призналась я.
– А что тут думать? Работа – она и есть работа. Главное – чтобы была польза, – ответила она, накрывая тарелку полотенцем.
Вечером, когда солнце уже садилось, и мы остались вдвоём на лавочке, мама вдруг заговорила:
– Знаешь, Марьям, я всегда гордилась тем, что мы сами всего добились. Без чужой помощи, только своим трудом.
Я кивнула, глядя на закат.
– Ты тоже должна гордиться собой, доченька. Ты хорошая мать, жена, хозяйка. А что ещё надо женщине?
Я молчала. Эти слова резанули меня. Хорошая мать. Жена. Хозяйка. А кто я, если не это? Разве у меня есть что-то своё?
– Мам, а ты когда-нибудь уставала? – спросила я, глядя на её уставшее, но всё равно светлое лицо.
Она усмехнулась.
– Конечно, уставала. Но что с того? Устал – отдохнул и снова за дело. Это жизнь, Марьям. Женщины созданы, чтобы выдерживать больше, чем кажется.
Я знала, что спорить бесполезно. Для неё это было правилом жизни, а для меня – чем-то чужим.
***
Эти три дня у родителей напомнили мне, почему я всегда брала всё на
