Как стать папой за пять минут - Вероника Лесневская
Нахмурившись, Петр покорно опускается на вторую кровать, что стоит напротив моей. Сцепив кисти в замок, следит за нами. Настороженно смотрит на малышку, дергается, когда она начинает плакать громче и требовательнее. Порывается вернуться к нам и даже приподнимается на секунду, но я жестом останавливаю его. Совсем с ума сошел, маньяк!
– Отвернись, – шиплю на него возмущенно, расстегивая пуговицы на груди и спуская лямку платья.
Мои испытания закончатся когда-нибудь? Не роды, а реалити-шоу, где в зрительном зале расположился Славин. Выкупил все места в первом ряду.
Отпускаю эмоции и забываю о нем, как только к груди прижимается теплый, сопящий комочек. Малышка смешно причмокивает пухлыми губками, жадно присасываясь к голой коже. Акушерка что-то объясняет и показывает, учит меня правильно держать и кормить доченьку, а я, как завороженная, любуюсь ей. Она моя награда за страдания. Лучшее, что оставил мне бывший муж.
Женщина уходит, и я ловлю на себе косой, быстрый взгляд Петра. Секундный зрительный контакт – и он отворачивается.
– Не подглядывай, – шиплю на него, подушечками пальцев поглаживая малышку по голове.
– Да я не… – возмущается Славин и опять скользит взглядом по моей груди. Так, будто он это не контролирует. – Ай! – взмахнув рукой, роняет голову, рассматривая поцарапанный линолеум на полу.
Я же возвращаю внимание к дочке, с удовольствием причмокивающей и засыпающей на мне.
Что ж, моя родная, у меня есть две новости: плохая и еще хуже. Я наняла для нашей защиты юриста-извращенца с нездоровыми наклонностями. Но самое страшное, что я… не прекращаю доверять ему.
Глава 10. Пампушка
Петр
– Пожалуй, я все-таки выйду, – хрипло выдыхаю, когда узоры и царапины на линолеуме начинают водить хороводы и показывать мне гипнотические мультики.
Встряхиваю больной головой, отрываюсь от созерцания пола.
Засиделся. Да и в принципе какого-то хрена задержался в роддоме! На календаре второе января, а я чувствую себя застрявшим в бесконечной новогодней ночи. После адских нервов и беготни я дежурю у постели кормящей мамочки.
Костя мне до конца жизни этот случай припоминать будет. Он и так чуть от смеха не подавился, когда передавал мне сумки в роддом и выслушивал мою занимательную историю празднования Нового года. Хохотал на весь заснеженный двор и повторял, как попугай, что я наказан за то, что когда-то жену у него увел. Хотя я его, скорее, спас, как санитар леса. Взял удар на себя, а потом еще и ему помогал бороться с благоверной, которой моего кошелька стало мало и захотелось подоить бывшего. Мы вместе от Дашки избавлялись, как от приставучего вируса, похожего на тот, из-за которого роддом Киры на карантин закрыли.
Как вспомню – холодным потом покрываюсь. Угораздило же.
Больше никаких свадеб и разводов. Ни-ког-да…
Впрочем, Костя прав. Косяк за мной серьезный числится, поэтому я и получил бумерангом по лбу. Нельзя друзей предавать, пусть даже по великой, как мне тогда казалось, любви. Ошибся. Теперь не верю в чувства. Все это блажь и игра гормонов, а в итоге – сплошное разочарование. Напротив меня лежит яркий тому пример с младенцем на руках. Доигралась.
Тяжело, как дряхлый дед, сбежавший из дома престарелых, поднимаюсь с неудобной койки, а она предательски скрипит. В унисон раздается возмущенное мяуканье ребенка, которое сменяется смачным причмокиванием.
Не смотреть туда! Даже не думай, Славин!
– Тш-ш, – ласковый женский шепот проникает сразу в сердце, мягким медом растекаясь по венам и согревая меня изнутри. Приглушенное детское мурлыканье отправляет здравый смысл и прагматизм в нокаут.
Почему так тепло рядом с ними?
Взгляд невольно мечется на Киру, упирается в грудь, прикрытую лишь пушистой каштановой макушкой. Поверх молочной кожи лежит крохотная ручка, сжатая в кулачок.
Пялюсь на современную Мадонну в сером антураже больничной палаты и стекленею, как заколдованный.
Какого?.. Что я там не видел? За свои тридцать пять лет насмотрелся женских прелестей: от воздушных шаров, которые трогать страшно, чтобы не лопнули, до ушей спаниеля, которые разве что потрепать можно. До брака повидал и перещупал больше, чем опытный маммолог за годы активной практики. После развода собирался дальше познавать мир женских грудей и других частей тела. Но, кажется, глуховатая Вселенная неправильно услышала мое желание и трактовала по-своему.
– Куда вы?
Кира взволнованно взмахивает ресницами. Заставляет посмотреть ей в глаза, огромные, испуганные, наполненные мольбой и надеждой.
Чудная девчонка. То поганой метлой меня гонит, то останавливает, когда я сам ухожу.
– В туалет, – хрипло бурчу, шагая к выходу.
Лучше пусть заподозрит меня в недержании, чем в безнадежной испорченности. Хотя в моем интересе нет ни намека на похоть. Вся эта картина вызывает совершенно другие чувства, светлые и глубокие, но абсолютно чуждые мне.
У меня нет детей, горе-супруга была бесплодной, а он случайных связей я наследника никогда не хотел, поэтому предохранялся. Признаться, я давно принял как факт, что отцовство – это не мое, и смирился. До настоящего момента.
Забавная девочка из прошлого, к которой я никогда не относился серьезно, внезапно повзрослела и родила свою мини-версию, такую же красавицу. Эти две матрешки для меня чужие, но почему-то я хочу заботиться о них, как о своих, выстраиваю в утомленном сознании иллюзию семьи.
Тормози, Славин! Они не твои!
Тем более, это же Пампушка! Та самая смешливая, искренняя и пухленькая девочка-подросток, потерявшая родителей, но не веру в людей. Наивная до невозможности. Совсем ребенок. Вот почему я не смог ее бросить в беде! Пазл сложился, когда она рассказала о дедушке. Спустя столько лет я хорошо помню Ивана Елисеевича. Мужик старой закалки. Готов выстрелить солью из дробовика в зад любому, кто посмеет неприлично взглянуть на его малышку, не то что притронуться. Как же он гамадрила к Кире подпустил? Видимо, с возрастом потерял хватку и нюх на моральных уродов.
Придется мне освободить девочек от предателя, который просрал свое право быть мужем и отцом, а потом вернуть их деду. Он уж точно больше не даст родных в обиду, в этом я уверен.
– Туалет же есть в палате, – сипло выдавливает из себя Кира, тяжело и часто дыша. Пытается сдуть влажные пряди со лба, но они прилипают к коже. – Вон там дверь, – слабо кивает.
Вздохнув, возвращаюсь к ней. Наклоняюсь к постели, касаюсь пальцами
