Диана Стоун - Пропавшее колье

– Нет, ради денег. Еще он немного подрабатывает, торгуя копиями работ кисти Констебла. В общем-то я его не осуждаю. Каждый старается заработать как может. По крайней мере он не подделывает картины и не выдает копии за оригиналы. К тому же мне импонирует его классический стиль. К современному авангардизму у меня как-то не лежит душа.

Паула почувствовала себя обманутой дурой и страшно разозлилась на Кантильо за то, что тот поставил ее в глупое положение. Он совершенно недвусмысленно дал понять, что пишет портреты королевских особ по их заказу, и делал вид, что оказывает большую честь, соглашаясь давать ей уроки. По его словам, он занимается с Паулой исключительно из-за ее редкого таланта.

Она поежилась и сказала:

– Может, вернемся в отель? Становится холодно.

– А я только собирался предложить вам посидеть за столиком в каком-нибудь открытом кафе и выпить по бокалу вина.

– Спасибо, с меня довольно шампанского. – Паула быстро зашагала к отелю.

– Почему вы так бежите?

– Холодно, – упрямо повторила она.

Вместо ответа он вынул носовой платок и вытер пот со лба, показывая, что ему совсем не холодно. По дороге к отелю Паула все время думала о том, как Винченцо ее одурачил. Как все глупо: и новая студия в мансарде, и разговоры о высоком искусстве. А все ее тщеславие! Поверила льстивым похвалам Кантильо и возомнила себя гениальной художницей. И это притом, что она платит ему бешеные деньги за уроки!

Когда они пришли в отель, Альберт виновато сказал:

– Мне очень жаль, если я вас чем-то обидел, Паула. Вы сердитесь. Надеюсь, вы простите мне мой легкомысленный тон. Это Брайтон на меня так влияет.

– Я совсем не сержусь, Альберт.

– Хотел бы я посмотреть на вас, когда вы сердитесь по-настоящему! Если вы на меня в самом деле не сердитесь, составьте мне компанию и давайте выпьем что-нибудь перед сном. Кстати, я хотел вас кое о чем попросить. Столик в ресторане остается в моем распоряжении на все время, пока я здесь. Нам необязательно пить вино. Я не собираюсь вас спаивать. Может быть, чашечку чая или кофе…

Паула согласилась. Ей стало любопытно, о чем он хочет ее попросить. И злилась она вовсе не на него, а на Кантильо.

Пока они ждали заказанный чай, Паула поинтересовалась, какая у него к ней просьба.

Он вытащил из кармана пиджака фотографию леди Вероники – черно-белое фото, сделанное в ателье. Тетя Альберта была на нем еще довольно молодой.

– Видите ли, Паула, это последняя фотография тети из всех имеющихся у нас. Я имею в виду, разборчивая фотография. Дело в том, что в последние годы она терпеть не могла фотографироваться и никогда не позировала перед камерой. Есть еще несколько общих, сравнительно недавних снимков, но на них она либо вполоборота, либо вышла так, что совсем на себя не похожа. Эта же фотография, – он показал на черно-белый снимок, – сделана, судя по дате на обратной стороне, шестнадцать лет назад. Я бы хотел, чтобы вы сделали с нее набросок, при этом немного состарили лицо. Ну, знаете, сделать более впалыми щеки, добавить несколько складок на подбородке, изменить прическу и так далее. Конечно, можно было бы зайти в компьютерный салон и сделать это с помощью современной технологии, но, я думаю, у вас получится это лучше. Все-таки вы видели тетю такой, какая она была незадолго до своей смерти.

Паула стала внимательно вглядываться в лицо на снимке, припоминая, какой леди Беллинджер была в последние годы.

– Подбородок стал отвисшим, веки припухли, – сказала она, словно разговаривая сама с собой. – Нос заострился. Да, думаю, я смогу сделать это довольно легко. – Сравнивая черты леди Вероники, сохранившиеся в ее памяти, с красивой, элегантной женщиной на фотографии, она задумчиво заметила: – Становится очень грустно, когда подумаешь, как быстро увядает красота. Кстати, почему ваша тетя не сделала себе пластическую операцию? В наше время это делают все, кому не лень и у кого есть деньги. Леди Вероника, полагаю, была женщиной вполне состоятельной и могла себе это позволить.

– Ей здоровье не позволяло, – пояснил Альберт. – Сердце было слабое, могла не выдержать наркоз. Я слышал, как они разговаривали об этом с мамой. – Он взял в руки снимок и задумчиво посмотрел на него. – Не думаю, что между вашим дядей и моей тетей что-то было. Они были уже не в том возрасте.

– Мама говорит, что дядя был повесой, особенно в молодости, но, когда он жил у нас, я ничего такого не замечала. Миссис Лаймер – это наша соседка из дома напротив – одно время строила ему глазки, но он не обращал на нее внимания, хотя она довольно симпатичная женщина. Вы полагаете, что леди Вероника…

– Нет, не думаю. Она была женщиной благоразумной. Вышла замуж по расчету. И это в ранней молодости, когда кровь кипит в жилах.

– Если бы не это колье, вернее его копия, я бы никогда не подумала, что они были как-то связаны друг с другом.

– Не знаю, по-моему, все это скорее как-то связано с деньгами, а не с любовью. Другое дело, если бы они встретились лет двадцать пять или тридцать назад, – сказал Альберт.

– Да, все это как-то странно и даже загадочно, – задумчиво проговорила Паула. – А почему эта история вас так заинтересовала?

Альберт бросил на нее быстрый взгляд и сразу отвел глаза.

– Не знаю. Возможно потому, что мне немного наскучила та жизнь, которой я живу, и захотелось какого-то разнообразия. Думаю, мне следует почаще приглашать гостей в Каннингхем-Хилл, как вы считаете?

– О да, – с энтузиазмом подхватила Паула. – И устраивать вечеринки.

Он взглянул на нее.

– А вы обещаете, что будете приходить, Паула? – спросил он проникновенным, каким-то интимным тоном, от которого сердце Паулы пропустило несколько ударов.

– Разумеется, если меня не обвинят в попытке украсть китайскую вазу, – пошутила она.

Он остался серьезным.

– Паула, я… – начал он, но в этот момент прибыл официант с их заказом – чаем с пирожными и интимность момента безвозвратно исчезла. – Почему вы рассердились на меня во время прогулки? – поинтересовался Альберт, когда официант ушел и они принялись за чай. – Причем без всякой видимой причины. Мы так мило с вами болтали, и вдруг вы совершенно изменились. Возможно, я допустил какую-то бестактность и сам того не заметил?

Пауле не хотелось рассказывать ему, как Кантильо ее одурачил, и она решила уклониться от прямого ответа.

– До чего же вы чувствительны, Альберт! Разве я сказала вам что-нибудь обидное?

– Молчание тоже бывает обидным. Вы так быстро бежали от меня, как будто хотели поскорее избавиться. Хотите, я скажу вам, что я подумал?

– Да, прошу вас.

– Мне показалось, что вы узнали что-то компрометирующее вашего дядю и хотели скрыть это от меня.