Лора Брантуэйт - Под шепот океана

И много-много лет Морган прожил, доказывая своему отцу, что он лучший. Что он сильнее. Что он умнее. И как же это было тяжело, почти невозможно, потому что он — плоть от плоти своего отца, его часть, его продолжение, и, если он не будет уважать и любить отца, он никогда не станет настоящим мужчиной — потому что будет презирать и ненавидеть свою мужественность…

Морган понял это поздно, но, к счастью, не слишком поздно — его отец был еще жив. И ему оставалось целых четыре месяца жизни с раком легких. Морган даже в детстве не плакал так, как в тот день, когда отвез отца в больницу и узнал там диагноз.

Вторая ошибка носила имя Хелена. Похоже на «химера». Нет, она была настоящей, из плоти и крови, и Бог свидетель, что это была за плоть… Но тот образ Хелены, в который Морган влюбился, существовал, увы, только в его мозгу — правда, не без ее усилий. Реальным было лишь ее тело, которое вызывало в нем вожделение, по силе равное среднему цунами и способное сломить волю каменного гиганта. Все остальные ее достоинства были не более чем ладно скроенным мифом. Сшит этот покров был некрепко и потому вскоре разлетелся в клочья.

Третьей ошибкой был Бен. То есть не сам Бен, а то, как Морган с ним поступил. И эта вина глодала его, как злобная собака — сахарную кость с клочками мяса. Потому что отцу он успел сказать, что любит его. Потому что Хелене сумел сказать, что она ему — чужая женщина, которая вызывает в нем теперь только отвращение и холод. Потому что Бена он просто выгнал из своей жизни — и так и не попросил у него прощения. А ведь Бен был прав, на двести, триста, на тысячу процентов прав…

Нужно что-то придумать. Что-то, что помогло бы ему восстановить справедливость. Но Морган прекрасно понимал: ему не хватит мужества пойти к Бену и рассказать ему, как все обернулось и что ему очень-очень жаль, что раньше он был слеп, как новорожденный щенок.

Дженна проснулась еще раньше обычного, до будильника. Вчера вечером она забыла опустить жалюзи, и потому в окна било уже по-летнему яркое солнце. Дженна сделала медленный вдох и потянулась. Как же хорошо просто жить!

Она улыбнулась своим мыслям. Давненько к ней не приходило такое ощущение. Что ж, по этому поводу стоит устроить настоящий праздник. Праздник жизни. А жизнь — это движение. Дженна выскользнула из пижамы и полезла в шкаф за спортивной одеждой. Пробежка вдоль пляжа — это как раз то, о чем она долго мечтала и на что ей никогда не хватало сил.

Океан был прекрасен, впрочем, как всегда. Другое дело, что люди не всегда способны оценить его величественную и вечную красоту. Сегодня он к тому же выглядел и очень ласково: прибой был несколько медлителен, вода отражала ясное голубое небо, где-то вдалеке кричали вездесущие чайки. Восхитительно пахло горьковатой морской солью. Дженна выключила музыку в наушниках и прислушалась к мерному шелесту волн. Она отчетливо слышала его даже сквозь частую сеть из автомобильных сигналов, рева моторов и человеческих голосов. Город, стоящий на берегу океана, не может забыть об океане.

Как приятен бег… Дженна давно потеряла спортивную форму и быстро сбилась с дыхания, в груди горело, будто она вместо воздуха вдыхала кипяток, но само по себе легкое, ритмичное движение вперед приносило ей абсолютное удовольствие. Если отвлечься от таких мелочей, как слетевшая резинка для волос и колющая боль в правом боку, то все вообще великолепно.

Природная осторожность, убаюканная шепотом океана и ритмичным шуршанием кроссовок об асфальт, не сразу подсказала Дженне, что за ней наблюдают.

Она оглянулась и не поверила своим глазам: позади нее, ярдах в шести-семи, точно со скоростью ее движения ехал серебристый «лексус» Моргана — его вторая любимая машина, щегольской кабриолет. Может быть, слишком щегольской, чтобы разъезжать на нем без повода. Морган вел сам.

В голову Дженны закралась нехорошая и абсурдная мысль: а вдруг он на самом деле какой-то маньяк? Что ему здесь делать? Еще слишком рано, чтобы ехать на работу.

Морган приветственно поднял руку. Дженна кивнула и помахала в ответ. Она слишком растерялась, чтобы дежурно улыбаться.

— Доброе утро, Дженна! — крикнул Морган: мимо как раз пронеслась на большой скорости какая-то темная машина. — Полагаю, предложение подвезти неуместно!

— Абсолютно, мистер Фримен! — Дженне показалось странным, как Морган выглядит, но она пока не поняла, что именно ее беспокоит. — Но все равно спасибо.

— Ладно, увидимся в офисе. Приятной прогулки.

И Морган прибавил газу.

«Вот так-так, — подумала Дженна. — Чудные дела творятся». Она взглянула на часы — половина восьмого. Морган всегда приходил в офис не раньше половины десятого. Странно, очень странно…

Неудивительно, что Дженне показалось, будто с Морганом что-то не так, потому что не может быть все «так» с человеком, который всю ночь провел без сна на берегу океана. Нет, конечно, бывают случаи, когда людей к этому подталкивает нечто прекрасное: влюбленность, жажда романтики или страсть. Но это был не тот случай. Просто вчера вечером Морган понял, что не заснет, и ни «Джек Дэниелз», ни валиум ему не помогут. Ему не хотелось ложиться в свою кровать. Хелена хоть и ночевала в другой, бывшей их спальне, но и его постель была отравлена воспоминаниями о ней.

Впрочем, кровать тут ни при чем, он сам отравлен этими воспоминаниями, как ядом замедленного действия. И пройдет еще немало времени, прежде чем отрава либо убьет его, либо перестанет вызывать боль и тошноту.

Морган думал, не поехать ли ему ночевать в отель. Он в городе не настолько известен, чтобы поползли какие-то слухи, которых так боялась Хелена. Но в отеле будет то же самое — неуютная, фальшиво красивая постель и много-много беспокойных мыслей. С таким нужно ехать к океану.

Морган с детства со всеми своими бедами бежал туда. Особенно он любил неспокойную воду. Ему казалось, что грохот волн может заглушить все то неправильное и гнусное, что звучит у него в душе. Морган подбирал влажные камешки и бросал их в воду, представляя, что крошит на куски свою беду и выбрасывает ее по частям. Помогало.

Помогло и сегодня, но только отчасти. Беспрестанный поток мыслей стих, осталась лишь тяжесть на сердце. Но тяжесть — это ничего, это пройдет. По крайней мере, ему хотелось бы в это верить. Зато у него снова было много звёзд, соленого ветра и потрясающе много времени, чтобы побыть наедине с собой — всего того, чего ему так долго не хватало. Он почти забыл, что это есть.

Морган с трудом представлял себе, как будет работать сегодня. Ни о какой ясности мысли и речи не шло. Зато в теле было легкое напряжение и звенящая бодрость, как после чашки крепкого кофе. Надо будет предупредить Дженну, что сегодня он пьет именно кофе, а не чай.