Энн Мэйджер - Забыв обо всем

Она не станет плакать.

Нико сидел рядом с Виолой, отодвинувшись, насколько позволяли правила приличия. Его раздражало все. Он подумал, что никогда не любил эту комнату, в которой, несмотря на большие французские окна, никогда не бывало солнца. Глядя поверх белокурой головки Виолы, он не видел ни прекрасной мебели, ни картин, а лишь стеклянную дверь, за которой была свобода. И не надо было бы отвечать на вопросы журналистов — его мать настояла на совместном с Виолой интервью. Он представил, как мчится по автостраде на своем красном «альфа-ромео» в аэропорт, а потом летит в Америку. В город Остин, штат Техас.

Покашливание матери вернуло Нико к действительности, но в последний момент перед его мысленным взором промелькнуло очаровательное лицо Кары, ее роскошные темные волосы, полные слез глаза в момент их прощания.

Виола. Брак. Долг.

Она была красивой и яркой, но это совсем не трогало его. Как не трогало совершенство многочисленных мраморных статуй, украшавших палаццо. Да, когда они поженятся, то составят красивую пару, на которую будут оглядываться и видеть воплощение сказки в реальной жизни.

Виола улыбнулась ему застенчивой, неуверенной улыбкой. Ко всему прочему она была еще и хорошим человеком. И от этого Нико было только еще хуже. Он не хотел никого обижать. Тем более будущую жену. Мать его детей, драгоценных наследников рода. Он не к месту вспомнил покрытое испариной тело Кары, распростертое под ним на сиденье лимузина, и ее глаза, полные любви.

Тени в комнате сгустились еще сильнее, Нико встал и подошел к окну. Тут же скрипнул стул — его мать поднялась и подвела к нему Виолу. Словно робот, он повернулся и выдавил из себя вежливую улыбку. Мать вложила руку девушки в его руку, но вместо того, чтобы поцеловать ее, Нико безвольно выпустил ее и снова отвернулся к окну.

Вошедший Тиберио сообщил, что прибыли фотографы.

— Мы должны подарить народу желанную сказку, — с едва заметной усмешкой сказала мать. Она не любила прессу, но мастерски манипулировала ею в своих интересах.

Вернувшись из Италии, Реджина с головой ушла в работу, преследуя одну-единственную цель — забыть Нико. Но сердце отказывалось повиноваться приказам разума — разве можно забыть его губы, глаза, его красивое лицо… Реджина снова вернулась к экрану компьютера — пятьдесят два письма по электронной почте за два часа, пока она читала заявление Ребекки Хьюит. Почти все письма были от нефтегазовой компании «Черный вепрь».

Она снова раскрыла папку. Жалоба на компанию, чьи интересы Реджина не раз отстаивала, выглядела слишком правдоподобной, чтобы проигнорировать ее, тем более что Ребекка Хьюит проработала в «Черном вепре» двенадцать лет и все это время скрупулезно собирала документы и другие свидетельства, которые подтверждали, что компания сбрасывает канцерогенные токсичные отходы в городской водопровод.

Наверняка никто, кроме высшего руководства компании и нескольких коррумпированных чиновников, не знал, что происходит на самом деле. «Черного вепря» необходимо остановить!

Милая, это не твоя проблема. Ты — по другую сторону баррикад.

Реджина еще со школы твердо знала, чего она хочет. Она составила план и четко следовала ему. Школа, университет, юридическая школа… Ей удалось получить работу в самой известной и престижной юридической компании Остина — «Мерит, Райли&Уитт». Год назад это казалось пределом мечтаний, а верхом карьерной лестницы — стать одним из партнеров фирмы где-нибудь годам к сорока.

Папка буквально жгла ей руки, и Реджина бросила ее на стол. Ни одна из ее амбиций не стоит того, чтобы подличать. Она просто не может поступить иначе!

Нико равнодушно прошел мимо газетного киоска — все издания пестрели фотографиями и комментариями его «бурного» романа с Виолой. Он видел лишь пустую скамейку под сенью лимонного дерева.

Рядом с ним с визгом затормозил красный «мазератти». Женщина за рулем безжалостно жала на клаксон, привлекая его внимание.

— Черт! Когда-нибудь ты доведешь меня до инфаркта своими выходками.

— Увы, ты будешь далеко не первым. Нико, мой дорогой. — Женщина пристально вглядывалась в его лицо.

Как всегда, бабушка говорила с ним по-французски. Это был ее любимый и наполовину родной язык — прабабушка Нико была француженкой.

— Grand-mure … — Нико тоже перешел на французский. Он с улыбкой посмотрел на розовые тени, которыми бабушка щедро себя украсила. — Ты не слишком стара для этого оттенка?

Она сморщилась.

— Стара! Ужасное слово. Наступит время, и ты поймешь это. Господи, всю жизнь меня все пытаются учить, как надо жить!

— Пытаются, но терпят фиаско.

— Слава богу! — Она звонко рассмеялась. — Я слушала их, когда была еще слишком молода, и это не принесло мне ничего хорошего. Похоже, у тебя мои гены и ты идешь по тому же пути.

А она до сих пор красива, не мог не отметить Нико.

— Садись, — велела она. — Я пыталась до тебя дозвониться, но челядь твоей матери неизменно отвечала, что тебя нет. Один раз Глориана удостоила меня личного ответа и тоже сказала, что ты отсутствуешь.

Его мать, ее дочь, не одобряла его отношений со скандальной бабушкой.

— Итак, моя прекрасная гардения завяла, а ты отказался от прекрасной американки, — заметила она. Ее взгляд был прикован к нему, а вовсе не к дороге. Нико промолчал — его-то взгляд как раз был прикован к надвигающейся на них громаде автобуса, занимавшего половину дороги.

К счастью, автобус остановился. Бабушка тоже отвернула в последнее мгновение, едва не врезавшись в скалу с другой стороны дороги.

— Я надеялась, что ты не позволишь ей уйти, — продолжила она как ни в чем не бывало.

— Бабуля, позволь, я поведу машину, — взмолился Нико.

Она упрямо сжала руль.

— Я сама поведу. Так вот насчет девушки…

Нико молча поклялся Богу, что больше никогда не сядет в эту смертоносную красную машину.

— Ты же знаешь о моих обязательствах перед семьей. Кроме того, мой образ жизни сделал бы ее несчастной…

— А ты думаешь, без тебя она счастливее?

— Счастливее, — уверенно ответил Нико. — Зачем ты продала ей картину, на которой я изображен мальчишкой? Ты же обещала ее мне. Ты ведь намеренно свела нас?

— Это был внутренний голос, который всегда подсказывает мне, что и как рисовать, кого любить… Я раба своего внутреннего голоса.

— И все-таки ты не должна была вмешиваться.

— Ты уверен, дорогой?

— Ты сделала нас обоих несчастными. Да и Виолу тоже.

— Мы сами творцы нашего счастья в этом мире. Выбор всегда за тобой.