Карла Кэссиди - Страсть под запретом
Незаметно сгустились сумерки. В дверь постучали.
— Эй, дядя Талбот, — тихо позвал Эндрю, заглянув в комнату, — пора начинать соревнование.
— Уже иду.
— Ура! Мама, поторопись! Судья не должен опаздывать…
Когда все собрались в холле, Эндрю вышел вперед и торжественно объявил, распахивая дверь с оригинальной самодельной вывеской:
— Дамы и господа, добро пожаловать в «Пиццерию Маккарти»!
В кухне действительно многое изменилось: продукты, миски с тестом, ножи, ложки и прочая посуда занимали почти весь стол (в раскрытом виде!), чуть в стороне стояло большое обитое красным бархатом кресло, на котором стоял магнитофон, — и чарующий голос Дина Мартина как нельзя лучше создавал торжественную обстановку…
— Прошу проходите, уважаемая госпожа судья… — Эндрю галантно предложил даме руку.
— Благодарю вас, сэр, — улыбнулась Элизабет. — Я так рада быть здесь сегодня! Слава о здешних рецептах гремит по всему миру.
Талбот незаметно проскользнул мимо них и, надев поварской колпак, громко объявил:
— Позвольте представиться, мадам: я — непревзойденный шеф-повар, а эти юнцы… всего лишь бестолковые помощники, дерзнувшие оспорить мой титул!
Ричард и Эндрю старательно изобразили самодовольные усмешки и хором заявили:
— Мы еще посмотрим, кто кого!
Судью со всевозможным почетом усадили в кресло — и эпохальное состязание началось…
Между делом соперники непринужденно болтали:
— А ты знаешь, Эндрю, что на старой коробке из-под пиццы можно лихо скатиться с горы?
— Неужели?! — удивился он, раскатывая свой колобок теста.
— Когда мы жили в Твиноакс, твой дядя с друзьями часто устраивал такие гонки, — подтвердил Ричард и повернулся к брату: — Помнишь, Талбот?
— Разумеется! — кивнул тот, чуть пощипывая тесто, чтобы оно быстрее поднялось. — Ты еще просил взять тебя в команду, но остальные мальчишки были против, утверждая, что кое-кто еще слишком мал! И вот однажды твой папа раздобыл где-то старую коробку из-под телевизора…
— И?! — в карих глазах мальчугана вспыхнул жгучий интерес.
— И он помчался с холма, ловко поймав ветер, а потом…
— Что же случилось потом?!
— Так как я не умел ни управлять траекторией движения, ни тормозить, то угодил прямо в пруд…
— А дома он вдохновенно врал маме с папой, что это я во всем виноват!
— Все так и было, — с улыбкой признался Ричард и вдруг понизил голос: — А если серьезно, Талбот тогда спас мне жизнь. Если бы не его смелость, я бы наверняка утонул. Вот так-то, приятель…
За этой историей последовала другая, потом еще и еще, но Талбот практически не участвовал в беседе, украдкой поглядывая на Элизабет. Как мотылька к огню, его влекло к ее смеющимся глазам, чувственным губам…
К тому времени, как пиццы были отправлены в духовку, безупречно чистая кухня превратилась в поле битвы после ожесточенного сражения: все возможные поверхности были щедро обсыпаны мукой, на полу живописно валялись кусочки грибов, пепперони, лука и натертый сыр, разнообразные подливки и соусы, случайно попавшие на поверхность простого деревянного стола, придавали ему очень экзотический вид.
— Вы только посмотрите вокруг! — воскликнула Элизабет, неторопливо потягивая вино, предложенное ей ближе к концу состязания. — Вернувшись от подруги, Роуз будет просто в шоке…
— Да уж! Хорошо, что она приедет только завтра утром, — согласился Талбот, украдкой, любуясь ею.
— Ничего вы не понимаете! — беспечно отмахнулся Ричард. — Это же творческий беспорядок! У настоящих мастеров своего дела всегда так…
— Ну когда же пицца будет готова?! Я умираю с голоду! — пожаловался Эндрю, отправляя в рот оставшийся кусочек пепперони.
— Думаю, через пару минут…
— После двух бокалов вина мне будет ой как непросто судить этот конкурс…
— Тебе совсем не обязательно утруждать себя, Элизабет. Всем и так понятно, что моя пицца самая лучшая!
— Нет, все должно быть по справедливости. И поэтому, прежде чем принять окончательное решение, я попробую все три варианта…
— А ты не боишься поправиться?!
— Это что, угроза?
— Нет-нет, боже упаси! — расхохотался Талбот: он уже очень давно так не веселился и с жадностью ловил каждое мгновение. — У меня и в мыслях ничего такого не было, клянусь.
Вытащив из духовки горячую пиццу, все, не дожидаясь, пока она хоть чуть-чуть остынет, приступили к дегустации.
— Кстати, — вспомнила Элизабет, — некая миссис Волкер из бакалейного отдела передавала тебе привет, Талбот. А еще она сообщила мне, что ее дочь Альва помолвлена… Интересно, зачем? — мастерски выдержав паузу, хитро сощурилась она.
— Неужели? А я уж думал, что после нескольких свиданий ее мамаша считает меня своим будущим зятем.
— А почему ты не хочешь жениться на этой девушке, дядя?
— Потому что… — Талбот наклонился ближе к Эндрю и заговорщицки прошептал: — Она выше меня на целую голову, а ее одежда насквозь пропахла машинным маслом и жженой резиной. Ужас! Дело в том, что Альва работает в автосервисе отца, — уже громче пояснил он для всех присутствующих. — Увы, она не в моем вкусе…
К счастью, никто не стал допытываться, какие именно женщины ему нравятся. Хотя они все равно не получили бы откровенного ответа на свой вопрос. Светло-русые волосы естественной волной ниспадают на плечи, прекрасные темно-голубые глаза смотрят на него весело, с легкой укоризной, чувственные губы чуть перепачканы соусом (что, безусловно, делает их еще привлекательнее), а приятный свежий аромат ее духов необычайно бодрит и придает сил… Не было и нет на свете другой такой женщины, как Элизабет Маккарти! Вот то единственное, в чем Талбот был абсолютно уверен.
Из задумчивости его вывел звонкий голос Эндрю:
— Итак, мам, ты готова назвать победителя?
— Думаю, да, — улыбнулась она, вытирая салфеткой уголки губ.
— Но, прежде чем все решится, знай, что ты сама лучшая мама во всей Вселенной!
— Подкупать судью нечестно! — пряча улыбку, возмутился Ричард.
— И не думал даже, — беспечно отмахнулся юный хитрец. — Должна же она знать, что я ее люблю…
— В таком случае прошу учесть, что я, возможно, разговариваю с вами в последний раз и главный приз полагается мне…
На несколько секунд в кухне повисло напряженное молчание.
— Это шутка… — растерянно пояснил он.
— Ну ты даешь, пап! — усмехнулся Эндрю.
А вот Талботу и Элизабет было не до смеха: напоминание о возможном трагическом исходе операции острой как нож болью отозвалось в их сердцах.
