Хочу быть твоей - Кейт Хьюит
В этот момент раздался оглушительный треск над самой головой, и Талия, тихо вскрикнув, схватилась за стенку, чтобы не упасть. София выскочила из ванной, с зубной щеткой в руках, лицо ее было испуганным.
– Что с вами? – спросила она, и Талия слабо улыбнулась.
– Со мной все в порядке. – Может быть, если бы она продолжала это говорить, то стало бы правдой.
Талия прочитала Софии сказку на ночь, на английском языке, хотя Талия не могла сказать, что девочка все понимает. Затем, поцеловав ее на ночь, она поспешила в свою спальню, где надеялась спрятаться от этого ужасного шторма.
Через два часа Талия хотела уже принять снотворное. Она лежала без сна на кровати, прижав подушку к животу, и тело ее покрывалось холодным потом при звуках бушующей бури. Молнии вспыхивали через каждые тридцать секунд, и вслед за ними раздавались удары грома. Талия всхлипывала, когда воспоминания пронизывали ее.
Она забилась в угол кровати, обхватив себя руками, и ей казалось, что эта ночь никогда не кончится. Дождь стучал по крыше, раскаты грома сотрясали стены, и за дверью слышались какие‑то голоса. И вдруг дверь открылась…
Снова всхлипнув, Талия закрыла глаза, охваченная страхом – таким же первобытным, как и буря за стеной.
Она может снова пойти в душ, чтобы не слышать завываний бури, но сможет ли она выбраться из кровати? Ее парализовал страх, и разум отказывал ей. Все ее силы уходили на то, чтобы просто лежать и выжить. Но ведь эта буря когда‑нибудь закончится… Конечно, она скоро закончится…
Так же, как в тот раз. Талия попыталась вспомнить о своем спасении, но за окном снова вспыхнула молния, свет от которой проник сквозь щели в ставнях, и вслед за ней раздался оглушительный гром. Ее охватил леденящий страх. Она была заперта в крошечной комнате, когда вокруг бушевал шторм, и жизнь ее висела на волоске.
Ангелос закрыл компьютер. Он не мог сконцентрироваться на работе, когда вокруг бушевала такая буря. Но если быть честным, дождь и ветер за окном его мало волновали. Его волновала буря, которая бушевала в его душе.
Он пребывал в волнении целый день – с тех пор, как отправился на пикник с Софией и Талией. С тех пор, как рассказал ей кое‑что о своем детстве, приоткрыл дверь к своей душе. И с тех пор, как ощутил ее гибкое тело, увидел ее вздымавшиеся груди и желание в ее золотисто‑зеленых глазах.
Застонав, Ангелос поднялся из‑за стола. Хватит сегодня работать. Сейчас он примет холодный душ, а завтра уедет в Афины.
Но ведь он не хотел возвращаться в Афины. Да, он волновался сегодня, но он хорошо провел время с Софией.
И с Талией. Ты наслаждался временем, проведенным с нею.
Ради Софии он должен остаться. Через несколько дней у нее будет день рождения, и ради этого, по крайней мере, он должен остаться. Он должен постараться быть таким отцом, которым никогда не сможет быть.
Ангелос пошел наверх, в доме было темно, лишь балки и ставни поскрипывали на ветру. Он поднялся на лестничную площадку – и вдруг услышал звук, который поначалу принял за завывание ветра. Это был тихий стон. Застыв на месте, Ангелос нахмурился. Звук повторился снова. Это был животный звук – боли или страха.
Нахмурившись, Ангелос пошел по коридору. Сердце его сжалось при мысли о том, что это София, должно быть, стонет от страха. Потом он понял, что звук доносился не из комнаты дочери, находившейся в конце коридора, а из‑за закрытой двери прямо перед ним. Из комнаты Талии.
Он снова услышал стон.
– Талия? – тихо позвал он, постучав в дверь.
Никакого ответа. Склонив голову, он стал напряженно прислушиваться. Все было тихо, но по его спине пробежали мурашки. А что, если Талия заболела? Она была странно тихой за ужином, но Ангелос объяснил это долгим пребыванием на море и солнце, а также тем, что она не любила шторм. Однако Софию она окружила вниманием и заботой, поэтому Ангелосу не в чем было ее упрекнуть. Он просто огорчился, когда она ушла, будто в комнате выключили свет, а из него самого выкачали всю энергию.
Он снова услышал стон, еще более отчетливый, чем прежде, и открыл дверь.
Застыв на пороге, он был поражен увиденным. Талия сидела на кровати, сжавшись в комочек и прижав к груди подушку. Волосы ее были мокрыми от пота, лицо мертвенно‑бледным.
Тихо выругавшись себе под нос, Ангелос шагнул к ней.
– Талия, что случилось? Ты заболела?
Она едва заметила его, когда он сел рядом с ней на кровать, взволнованно вглядевшись в ее лицо. Ангелос приложил руку к ее лбу – и вздрогнул, почувствовав, каким он был ледяным. Он думал, что Талия горит в лихорадке, но кожа ее была невероятно холодной.
– Талия… – прошептал он, убрав влажные волосы с ее лица.
Она едва взглянула на него. Глаза ее были стеклянными, а взгляд был блуждающим. Все ее тело было страшно напряжено.
И вдруг Ангелос понял: она не была больна, она была испугана! Страшно испугана! Он видел, как она занервничала, услышав о приближавшемся шторме, но он не знал, что у нее настоящая фобия.
– Талия, все хорошо, – пробормотал он, продолжая убирать волосы с ее лица.
Она даже не взглянула на него, не осознавая того, что он находится рядом с ней.
– Все хорошо, – беспомощно повторил Ангелос, потому что ничего хорошего на самом деле не было.
По ее телу пробежала дрожь, и ее глаза закрылись, будто она окончательно сдалась охватившему ее страху.
– Пойдем, – сказал Ангелос, подхватив ее на руки. – Тебе нужно умыться.
Она была невероятно легкой и хрупкой, хотя и висела мертвым грузом. Но через несколько секунд она сжалась в комок, прижавшись щекой к его груди, и обняла его шею руками.
Ангелос на секунду замер на месте, охваченный ощущением ее близости и абсолютного доверия с ее стороны.
Затем он прошел с ней в ванную, осторожно поставил ее на ноги и открыл кран.
– Ты сможешь раздеться? – спросил он, и в ответ она только взглянула на него широко раскрытыми невидящими глазами.
Он колебался всего лишь секунду, а затем снял с нее футболку и мужские шорты, которые она носила как пижаму. Он старался сделать все четко и аккуратно, но внутри у него все дрогнуло,
