Прости за любовь - Вета Маркова
— Вика, я очень люблю Дашку, но теперь люблю её, как жену брата. Пока Германа не было рядом, пытался за ней ухаживать, но она никого никогда не замечала, кроме Германа. Спроси её, она расскажет тебе свою историю… — Генрих молчит совсем недолго, словно решается на очередной вопрос, а потом спрашивает. — А почему ты спросила?
— Вы смотрите друг на друга как-то особенно. С какой-то грустью, что ли.
— Надо же… Я не думал, что это заметно. Мне действительно очень грустно и очень сложно находится рядом с ними. Несмотря на всю их заботу и любовь ко мне, мне одиноко здесь.
Генрих прикасается губами к моей щеке, прокладывает дорожку из невесомых поцелуев к ушку, у меня перехватывает дыхание, а он продолжает:
— Вчера, увидев тебя, решил, что встретил свою Снегурочку. Должно же и мне повести так, как брату. Вот даже Марку сегодня посчастливилось обзавестись невестой, — в голосе Генриха звучит смех. — Ты мне нравишься, Виктория. Мы уже сутки вместе, а я не нашёл в тебе ничего такого, чтобы меня раздражало.
— А почему ты не женат? Или был женат?
— Хитрюшка, ты обещала рассказать о себе, а сама пытаешь меня своими вопросами…
Генрих опрокидывает меня на подушку, так и не ответив на мои последние вопросы. Моё тело напрягается. Возможно, я хочу быть с ним. Попробовать же можно, он мне тоже нравится. Но к близости я точно не готова, особенно сейчас, когда на соседней кровати спит сестрёнка.
— Испугалась? Не трону. Давай спать. Ты устала, маленькая.
И он устраивает меня на своём плече, укрывает нас пледом и целует меня в висок. Хочу возразить, но мне не дают, предупреждая:
— Или спишь, или… зацелую, — смеясь, шепчет Генрих.
И я послушно закрываю глаза, уткнувшись ему в грудь, и быстро засыпаю под размеренные удары его сердца.
Глава 9
Виктория
Утром просыпаюсь в объятиях мужчины. Блин!.. Никогда так приятно не было. Столько лет прожила с Максимом, но … такого я не испытывала. Ощущаю, как Генрих уткнулся носом куда-то в мою подушку и дышит мне в волосы.
Открываю глаза, чуть приподнимаю голову и отодвигаюсь от Генриха, чтобы посмотреть на него, спящего. Лицо мужчины расслаблено, но всё равно выглядит мужественно. Волевой подбородок, угловатые скулы подёрнуты щетиной, аккуратный ровный нос и очень манящие губы, в которых спряталась улыбка. Он улыбается во сне.
Лежу и молчу. Ничего не понимаю в наших зарождающихся отношениях. Вчера он дал понять, что хочет переспать со мной. Но тогда почему произошло так? Даже если понял или предположил, что я этого не хочу, почему не ушёл? Или я его неправильно поняла?
Никогда не доверяла людям. Всегда сложно сходилась с новыми знакомыми, поэтому и друзей нет. Вернее, есть только школьная подруга, с которой последние годы общаемся очень редко. В основном это просто открытка к празднику. Тогда что происходит сейчас? Почему Генриху хочется доверять? Почему хочется полностью довериться этому мужчине?
Мысли нагло уносят меня к началу наших отношений с Максимом. Макс с самого начала требовал полного подчинения и повиновения, говоря, что муж и жена одна сатана и эта сатана должна жить по его правилам. В начале мне это очень не нравилось, казалось, что я теряю свою индивидуальность. Со временем я с этим смирилась и привыкла. И спустя шесть лет по-другому жить уже не могу. Возможно, мы бы и продолжили жить дальше, если бы интересы Макса не столкнулись с интересами родных для меня людей. Я не могу бросить бабушку и Оленьку в беде. Максим мою просьбу взять к нам Оленьку воспринял в штыки. Его не тронули ни мои мольбы, ни мои слёзы, ни мои уговоры. На моё объяснение, что ребёнку плохо с тёткой, а бабушка уже старенькая, Макс заявил, что для таких детей существуют детские дома, а для стариков — дома престарелых. Именно после этого я и собрала вещи…
Я лежу, смотрю в потолок и вспоминаю. Перед глазами проносятся картины из прошлого. Хорошие и не очень. И вдруг я понимаю, что не очень было больше… Все эти годы я жила с человеком, которого любила я. А любил ли Максим меня? Я старалась, чтобы ему было хорошо. А что он делал для меня?
— Вика, не хмурь бровки. Мне очень нравится, когда ты улыбаешься. Я успел полюбить твою улыбку, — тихо шепчет Генрих и трётся носом о мою щёку. — Моя нежная девочка.
И опять меня накрывает волной. Зачем он так со мной? Меня «моя девочка» никогда никто не называл. Даже Максим, а ведь именно ему я досталась девочкой. Он у меня первый и единственный мужчина. Хочу заплакать от обиды, но из последних сил пытаюсь справиться с этим нахлынувшим воспоминанием.
— Вика, что тебя расстроило с утра? Расскажи, маленькая?
Не выдерживаю и спрашиваю:
— Почему ты называешь меня своей девочкой и маленькой? Я ведь…
Генрих не даёт договорить, прикладывает мне палец к губам и шепчет:
— Тиш-ш-ш… Моя — потому что моя, я считаю тебя своей. Я очень хочу, чтобы ты была моей во всех ипостасях. Девочка — Вика, ты для меня всегда будешь девочкой, несмотря ни на что. Маленькая — ну, вот здесь не знаю… Будем считать, что это мой каприз.
Генрих заглядывает мне в глаза. Его глаза смеются, а я готова утонуть в его голубом омуте. Ведь мне так никогда никто не говорил. Это так приятно…
Закрываю глаза и пытаюсь успокоить своё сердце, которое пустилось вскачь от взгляда этих ярко голубых глаз.
— Вика, давай вставать. Пойдём, я тебе покажу душевую комнату. К сожалению душ здесь один на весь этаж, за исключением спальни Германа и Дарьяны, у них целое джакузи.
Знаю, что нужно встать и умыться, но мне чертовски хорошо и вылезать из объятий Генриха не хочется. С трудом заставляю себя подняться с кровати. Беру с полки банный халат и полотенце, туалетные принадлежности и поворачиваюсь к Генриху:
— Веди. Я готова…
Генрих легко встаёт с кровати, подходит ко мне и кладёт руки мне на талию. Я даже через одежду чувствую тепло его ладоней. И вот уже сама прижимаюсь к нему щекой, готовая идти с ним, хоть на край света. Он целует меня в макушку, и я чувствую его горячее дыхание в моих волосах.
***
Дети собираются на ёлку. Я помогаю Оленьке одеть костюм лисички. Бабушка связала рыженькое платье с белым воротничком-стоечкой, я купила под цвет платья
