Испытай меня нежностью и болью - Элли Лартер
Он целует мои пылающие щеки, задранный подбородок, напряженную шею, ловит губами бешеный пульс, прикусывает зубами, не слишком больно, но достаточно ощутимо, чтобы вскрикнуть и довольно замычать, потом кусает ключицы, задирает свободной рукой майку, оставяя ее где-то под подбородком, и покрывает поцелуями грудь.
Соски уже стоят торчком, и он по-очереди хватает их губами, всасывает в себя, сладко причмокивая, кусает чувствительную кожу, вылизывает языком, а потом дует, запуская тысячи мурашек…
Когда он обхватывает мои груди обеими руками, я чувствую, как пусто становится между бедер. Бешеная пульсация ускоряется, только теперь мне будет мало его пальцев, я хочу его член…
Скользя руками по его телу, я задираю и стягиваю с него белую футболку, в которой он был до сих пор, обнажая крепкое мужское тело. Пальцы жадно пересчитывают кубики пресса на его животе, и в паху становится еще горячее. Господи, его тело просто идеально. Он такой твердый и крепкий, словно сошел с постамента древнегреческих статуй. И его стояк такой же — каменный, я чувствую его пальцами через ткань штанов и плавок. Мне уже не страшно. Я запускаю внутрь одну руку, чтобы нащупать дрожащими пальцами мужской член, сжать его требовательно, размазать выступившую на головке смазку по рельефному стволу.
— Тебе уже не терпится, детка? — с улыбкой шепчет Петр мне в губы.
— Только не говори, что снова тайм-аут, — шепчу я в ответ, но он качает головой, стягивая с себя штаны и белье:
— Больше никаких тайм-аутов и никаких девственниц.
Теперь его член полностью в моей ладони, и я скольжу по нему, жадно елозя пальцами по вздувшимся венкам. Он больше и тяжелее, чем у Кости, но я так возбуждена, что готова сама направить его внутрь своего тела.
— Подожди, тигрица, — Петр улыбается, нависает надо мной, дотягиваясь до тумбочки возле своей постели, чтобы вытащить оттуда пачку презервативов. Все это выглядит как в замедленной съемке красивого голливудского фильма. Он рвет зубами шуршащую обертку, вытаскивая маленький резиновый кружок, и одним умелым движением раскатывает его по члену. Потом утыкается головкой в пульсирующее влагалище, проводит несколько раз вдоль влажной промежности, размазывая смазку, касаясь вспухшего клитора.
— Пожалуйста, — шепчу я ему в губы, и он послушно поддается, одним медленным, но решительным движением вталкивая в меня член, прижимаясь влажным животом к влажному животу, замирая внутри, накрывая поцелуем мои губы, из которых рвется очередной стон.
Мне казалось, это будет больно или как минимум некомфортно. Но я не чувствую ничего подобного. Никакого надрыва внутри. Только ощущение растянутости — непривычное, глубокое, вязкое, чертовски плотное, блядски приятное. Я ерзаю, привыкая к этому новому ощущению, пока Петр не переставая целует мои губы и грудь. Я задыхаюсь от подступающих стонов, обнимаю его руками и ногами, прилепляясь телом к телу, чтобы быть ближе. В нос бьют запах его пота и моей собственной смазки, и голова кружится от его поцелуев и прикосновений.
Он начинает двигаться, выскальзывая наружу и снова погружаясь в хлюпающее, распахнутое влагалище. Я вижу, как блестит натянутый на член презерватив от моей смазки. Это уже не остановить, не унять, не успокоить, и я обхватываю пальцами его твердые ягодицы, чтобы снова направить в себя. Пожалуйста, пускай он будет быстрее и даже чуть грубее, я хочу ощутить это по-настоящему, в полной мере…
Он ударяется яйцами в мою задницу, уже крепче вбивая в меня член, и я стону, запрокидывая голову.
— Ты точно в порядке? — спрашивает он.
— Да, господи, пожалуйста, можно быстрее, — сквозь зубы рычу я, и он склоняется к моему уху, обжигая дыханием:
— На твоем месте я был бы осторожнее с такими просьбами, детка… Но заметь: ты сама попросила. Стоп-слова не будет.
В следующее мгновение он подхватывает меня под бедра, приподнимая на весу, и уже больше не сдерживается, принимаясь трахать так быстро и глубоко, как может. Я вскрикиваю, выгибаясь на постели, подаваясь навстречу его толчкам, и совершенно теряю голову в этом лютом, жарком кайфе.
18 глава. Моя похоть и ее интерес
Петр
У меня были девственницы.
Они встречались мне, когда я пытался заводить обычные, нормальные отношения, представляясь массажистом.
Они приходили в клуб к мастеру, доминанту, хищнику.
Они были разными, чертовски разными. Одни краснели от слова «секс», другие сами лезли в штаны. Одним едва исполнилось восемнадцать, другие были на пороге тридцатилетия. Одних приходилось осаждать и притормаживать, других — выкапывать из-под горы детских комплексов и стереотипов общества. Это были блондинки и брюнетки, рыжие бестии и выбритые под ноль панк-рокерши. Девушки с характером и невинные ромашки. Но все они были совершенно не похожи на Арину.
Арина оказалась девчонкой палец-в-рот-не-клади, но покрывалась пунцовой краской, стоило только прижать ее поплотнее. Арина сама тянулась ко мне — и это было так вкусно, так сладко, так маняще. И еще Арина ставила условия. Уже с порога заявила, как мы будем жить и как она будет платить за квартиру. А самое главное — заставила меня побриться.
Конечно, я мог не делать этого. Конечно, я просто согласился на уступку, откровенно пошел у нее на поводу, чтобы потом — каприз за каприз, детка, — гладко выбрить ее девственную киску. Но как же возбуждал сам факт того, что она — распростертая, нагая, беспомощная, — все еще может откровенно говорить, как ей нравится и не нравится…
И вот теперь она требует меня всего, и я не могу отказать ей. Осторожность отходит на второй план, и я уже не боюсь причинить ей боль. Я хотел быть с ней нежным и неторопливым, но она просит: быстрее! — и я чувствую, как у меня немедленно срывает крышу, и твердый член входит в нее полностью, по самые яйца, утопая в жаркой скользкой смазке. Ее влагалище сокращается вокруг меня, пульсирует, сладко сжимая в кольцо, словно не хочет отпускать, и я трахаю ее горячо и требовательно, уже не делая никакой скидки на ее первый раз.
Прямо передо мной — ее плоский втянутый живот и маленькая упругая грудь с торчащими розовыми сосками, и я глажу их, ласкаю, цепляю пальцами
