Хортенз Кэлшиер - Вальс любви

Надежда Дорис на прогулку по городу испарилась, но тут она увидела нечто другое — недалеко к женскому туалету тянулась длинная очередь. Если встать туда, ей может повезти, она окажется не на виду, когда будет разыгрываться ее корзинка. Можно проторчать там, пока ее не выкупит дед. Это была надежная уловка, она выручила ее уже дважды за последние три года.

Дорис уже взялась за костыли, но тут к ней наклонился Джек.

— Не думай исчезнуть и на этот раз, девочка, — сердито проворчал он. Веди себя хорошо.

— Какой чудный день, — говорила в этот момент Салли внуку. — Я помню такие деньки и аукционы в Техасе.

Она продолжала болтать, восторженно аплодируя, когда продавалась очередная корзинка. Дорис с ужасом ждала неизбежного.

Вскоре объявили корзинку Салли. В бой за нее вступили три городских вдовца: Джек, доктор Шорт и сам мэр. К удовольствию Салли, победил, естественно, Джек.

Когда он пошел за призом, Энди улизнул к автопивной. Следя за ним глазами, Дорис услышала, как аукционист объявил:

— Корзинка Мэгги Уолстер.

Отовсюду посыпались ставки. Городские холостяки жаждали перекусить с упоительной блондинкой. Дорис зажмурилась в ожидании ставки Энди.

— Пятьдесят! — прокричал его глубокий голос.

— Пятьдесят пять! — повысил ставку кто-то.

Третий обожатель предложил шестьдесят.

Дорис знала, что в итоге ставки превысят сотню долларов. Так бывало всегда — втрое больше, чем за другие корзинки. Она старалась не пропустить голос Энди. Каким будет его потолок?

— Обычное или светлое?

Она открыла глаза и увидела его стоящим перед ней с двумя бутылками пива в то время, как справа и слева мужчины поднимали цену на самую желанную корзинку.

— Раз… Два… — громче зазвучал голос аукциониста.

— Обычное или светлое, Дорис?

Оглох, что ли, Энди? Последний же шанс…

— Продана!

— Дорис, обе мне не выпить. Выбирайте. Какие там ставки? Семьдесят пять?

— Сто пятьдесят. — На этот раз Дорис выбрала обычное пиво. — Вы проиграли.

— Проиграл? — Энди щелкнул пальцами. — Вот черт!

— Следующая — корзинка Дорис, — предупредил Джек.

— Отлично, — отозвался Энди, сложив руки на груди.

Отлично, подумала она, страстно желая испариться, исчезнуть из города. Например, используя левитацию. Она потихоньку поднялась бы ввысь и умчалась отсюда. Обратно на ранчо, к лошадям, коровам, цыплятам, в единственную знакомую ей спокойную страну.

— Корзинка Дорис Симпсон!

— Пятьдесят долларов, — тут же предложил свою стандартную цену Джек.

— Пятьдесят-назовите-пятьдесят-пять, — скороговоркой пропел аукционист, сдвинув на затылок свою ковбойскую шляпу.

Все напрасно, напомнила себе Дорис. Потягивай пиво и делай вид, что тебе наплевать, кто, сколько и на что поставит.

— Двести долларов! — крикнул Энди.

Толпа удивленно охнула и замерла. Раскрылись рты, распахнулись глаза, люди не хотели верить тому, что слышат. Дорис тоже застыла, вытаращившись на Энди.

— Продана!

— Все мое, Дорис, — повернулся к ней Энди с ослепительной победной улыбкой.

— Вот это по-техасски! — воскликнул Джек, хлопнув его по спине.

Все еще ошеломленная, Дорис смотрела, как Энди пошел за своим ужином. Двести долларов! Надо же!

Онемение прошло, все снова зашумели, заговорили одновременно, переводя взгляды с Энди на Дорис и обратно. Она вдруг сообразила, что он уже вернулся с корзинкой и берет из ее замершей руки бутылку пива.

— Пойдемте поедим вон под тем деревом. Я страшно проголодался.

Не придя в себя от изумления, не в состоянии спорить или возражать, она взяла костыли и поковыляла за ним. Голос аукциониста за ее спиной пытался привлечь внимание к следующей корзинке. Ему пришлось повторить фамилию благотворительницы трижды, прежде чем кто-то назвал цену.

Она уселась на выбранную Энди парковую скамью. Он устроился рядом с корзинкой и следил, как краска медленно заливает ее лицо. Это не был стыдливый румянец — она распаляла себя.

— Две сотни долларов… — возмущенно забор мотала она.

— Хорошая цена, Дорис.

— Если дед подкупил вас…

— Я заплатил сам и решил сам. — Однако это не объясняло, почему он так поступил. Он не мог объяснить ей — да и себе тоже, — почему поступил так опрометчиво на глазах у всех.

— Вы меня пожалели, — казнила она его дрожащим от ярости и унижения голосом. — Дед сказал вам, что никто, кроме него, никогда не покупал мою корзинку, и вы…

— Я хотел заполучить ее и заполучил, — твердо прервал ее Энди. — Если вы не желаете разделить ее со мной, можете выкупить за полную цену плюс пятьдесят процентов компенсации за разочарование.

— Разочарованы? — фыркнула она. — Вы?

— Дорис ну почему вы постоянно спорите со мной, что бы я ни сказал или ни сделал? Почему бы нам не поесть ребрышки и перцы в мирной обстановке? А?

— Скажите, он разочарован, — продолжала она свое, но уже не столь ядовито.

— Вы мне нравитесь, Дорис. Не больше и не меньше. Это был всего лишь аукцион, а я просто-напросто голодный мужчина. — Энди открыл корзинку и вынул коробку с клубникой. — Расслабьтесь, Дорис.

— Вы знаете, я ничего не готовила для этой корзинки. Вы ее купили, только потому, что я… — Она все не успокаивалась.

И тут Энди взял крупную алую ягоду и сунул в ее открытый рот.

— Замолчите и дайте мне то, за что я заплатил сполна. — Он приготовил еще одну ягоду с явным намерением отправить ее вслед за первой.

Дорис покорилась и молча наслаждалась сладкой и сочной клубникой. Ей никогда не забыть благоговейную реакцию толпы. Энди, естественно, тоже слышал этот ошеломленный вздох. Понял ли он, в чем дело? Никто бы даже глазом не моргнул, если бы он предложил такую цену за корзинку Мэгги. Люди толкнули бы друг друга локтем в бок, но не больше.

Она бросила взгляд на Энди и увидела, что он смотрит на Мэгги. Ее кавалер — водитель грузовика — также не спускал с нее глаз.

— Она, наверное, тратит кучу денег на отбеливатель для волос, — заметил Энди, взглянув на Дорис. — Ваши волосы мне нравятся больше. — Все больше и больше, признался он себе не без неудовольствия.

Дорис восприняла его комплимент как горячую картошку.

— Ну, у меня по крайней мере натуральный цвет.

— У моей подружки в школе были такие же темные волосы, как у вас, — вдруг вспомнил Энди. — Она бросила меня ради председателя студенческого союза.

— Трудно поверить, — пробормотала Дорис, не в состоянии представить себе нормальную женщину, которая бросила бы Энди Хаммела.

Он начал опустошать корзинку. В меню у них оказались жаренные на углях ребрышки, перцы в термосе, пшеничный хлеб, желе и клубника.