Его дерзкая горничная - Кэрол Маринелли
Данте Шинина стал настоящим мужчиной.
Сейчас ей восемнадцать, значит, ему должно быть двадцать. Однако она не ожидала, что он станет таким красивым.
Хотя Алисия Доменика лгала самой себе.
Красота Данте была для нее очевидной еще до того, как он уехал, а теперь стоит в тихой церкви и понимает: она пришла на похороны только ради того, чтобы увидеться с ним.
Она уставилась на свою грудь и бесконечные складки платья. Зачем ей встречаться с ним, когда она в таком виде?
Алисия подошла к небольшой группе людей, где стоял Данте и молчал.
— А, вот она, — сказал священник об Алисии.
Данте кивнул, даже не глядя на нее.
— Спасибо, что пришла.
— Прими мои соболезнования, — ответила она, и они с Данте вежливо поцеловались, даже не соприкоснувшись щеками.
Его рука, несмотря на палящий зной, казалась ей ледяной. Подняв на него глаза, она увидела серый цвет лица Данте и стиснутые зубы.
— Ну что, начнем? — сказал священник, указывая на кладбище, словно приглашая всех пройти в гостиную.
Им предстояла короткая прогулка вверх по холму. Несмотря на дикую жару, Алисия с радостью увидела, что флористка, должно быть, передумала, закрыла свой магазин и пришла на похороны. С ней был ее сын Гвидо.
Потом пришел бакалейщик.
Затем почтальон.
В итоге собралось десять человек.
Священник шел первым, держа дымящуюся кадильницу, а Данте шел за ним.
Синьора Шинина, по сути, выгнала Данте из дома, когда ему исполнилось десять. Об этом знали все. Он ужинал с ней после школы, а потом ночевал в сарае или где попало.
Ворота кладбища были открыты, и небольшая процессия вошла внутрь. Но, по мнению Алисии, они повернули не в ту сторону. Семья Шинина была похоронена на другой стороне.
Она и Данте приходили сюда, чтобы посмотреть на имена Шинина на надгробиях. Наконец ее осенило: Кармелла Анна Шинина — семейный позор, будет погребена отдельно от предков на краю кладбища.
Данте ненадолго остановился и поднял плечи, а потом затаил дыхание. Алисия поняла причину его недолгого колебания. У нее перехватило дыхание, а глаза широко раскрылись от удивления, когда она увидела место захоронения. Несмотря на то, что на похороны пришли немногие, многие скорбели. Она ни разу не видела столько цветов на похоронах: ее скромный букет пионов был почти засыпан темно-красными розами, которые резко контрастировали с подсолнухами и лимонной мимозой. Орхидеи, лилии… Такие яркие цветы в такой печальный день.
Многие люди вспоминали о матери Данте с грустью и нежностью, хотя не говорили об этом.
На гробу лежали белые хризантемы — символ горя в Италии. Без сомнений, они были от Данте. Их печальная простота растрогала ее.
Алисия была уверена, что Данте мучается, потому что у него с матерью были сложные отношения. Вернее, никаких отношений.
Много лет назад Данте признался ей в том, о чем никто не знал.
— Она хотела оставить меня у «детской двери», — сказал он.
— Но она этого не сделала.
— Она сожалеет о том, что этого не сделала.
— Нет, — настаивала Алисия.
— Она сама мне так говорила, — ответил Данте. — Много раз.
Теперь сын, которого она не хотела рожать, стоял у ее тела, а священник возносил молитвы и окроплял гроб святой водой. Алисия посмотрела в сторону, потому что именно здесь, на краю кладбища, Данте равнодушно попрощался с ней. Они пришли сюда, где редко бывали посетители. Над ним нависали деревья, и она старалась не плакать из-за отъезда друга.
Данте был задумчивым и угрюмым, явно желая поскорее убраться отсюда. Алисия настояла на том, чтобы они встретились перед его отъездом и правильно попрощались. На ней был ужасный клетчатый сарафан и топ, от которого пахло нафталиновыми шариками, а ей хотелось выглядеть хорошо, как девушке на танцах.
— Мы друзья, — напомнила она ему.
Они сидели на скамейке под глициниями, им почти нечего было сказать друг другу. Предстоящая поездка Данте пугала Алисию.
— Ты никого не знаешь в Риме.
— Нет.
— Ты даже не знаешь, где твой отец.
— Алисия, здесь у меня нет работы. Ее семья не хочет, чтобы я тут жил, — произнес он, имея в виду свою мать.
— Даже если так… — Она очень старалась не плакать.
Он взял ее руку, и их пальцы переплелись. Алисии вдруг стало неловко.
— Жаль, что я не знаю.
— Ты о чем?
— О том, кто мои родители. — Она повернулась к нему лицом и улыбнулась. — Я ничего не узнаю, пока мне не исполнится восемнадцать. — До этого момента оставалось четыре года. — Тебе придется вернуться, если ты захочешь узнать.
— Я не вернусь.
— Твоя мать здесь… И я здесь, Данте. Пожалуйста, не бросай меня.
Он посмотрел на нее, и она ощутила напряжение, которое не прекращалось между ними в те дни.
— Может быть, я узнаю, что мы родственники. — Она улыбнулась ему. — А вдруг ты мой брат? Тогда мы стали бы семьей и ты бы остался.
Данте не ответил на ее улыбку.
— Я уезжаю.
— Прямо сейчас? — уточнила Алисия. — Но мы только что пришли сюда.
— Да, сейчас, — отрезал он. — Прощай!
Ни объятий, ни поцелуев, ни обещания писать письма.
Служба вскоре закончилась.
— Приходи в бар, Данте, — сказала одна из дам. — Мы выпьем и помянем ее.
Он пренебрежительно махнул рукой, повернулся спиной и вышел за ворота кладбища.
— Как черный призрак, — пробормотала флористка.
— Ну, вы пытались его позвать, — сказал бакалейщик и пожал плечами. — Что еще мы можем сделать?
«Ничего», — подумала Алисия. На самом деле никто из них никогда ничего не делал для Данте.
Все они обвиняли его в том, что он слоняется без дела, берет еду без спроса и дерзит.
— Пойдем выпьем, Алисия, — сказала флористка. — Немного отдохни, прежде чем идти обратно.
Она вежливо улыбнулась.
— Спасибо за предложение, но меня ждут в монастыре.
На самом деле ее никто не ждал, но она не желала сейчас общаться с флористкой и ее голубоглазым сыном.
Забрав свою корзину из церкви, она попила воды из-под крана. Потом взяла немного фруктов, но вместо того, чтобы идти обратно через деревню, обошла церковь и открыла калитку.
Дорога вела к реке. Алисия знала, что Данте там, потому что тростник был недавно примят.
Она была слишком тепло одета, чтобы идти через тростник. Пройдя мимо пустой каменной хижины, где они когда-то играли, она зашагала дальше, несколько раз едва не упав на крутом склоне из-за туфель, которые соскакивали с ее ног.
Данте сидел на берегу, положив
