Господин 3. Госпожа (СИ) - Князева Мари

Глава 15. Дневник пани Беаты

2 мая 1968г

Больше всего пугает то, что из-за совместного пения я перестаю ненавидеть этого деспота. Он так смиренно слушает мои поучения, так старательно повторяет за мной… и его голос — он оказался удивительно приятным и буквально завораживает меня. Ближе к вечеру я снова была приглашена в покои господина. Он встретил меня за накрытым столом и предложил угоститься барскими яствами. Но я гордо отказалась. Во-первых, слуг здесь кормят, может, и не так изысканно, но досыта. А во-вторых, я помнила из "Графа Монте-Кристо", что нельзя есть со стола своего врага. Нельзя забывать, кто такой этот человек для меня. Правда, я регулярно забывала…

Господин обращался со мной мягко, ни разу не наказал физически, хотя я и дерзила, насмехаясь над ним почти без утайки. Из-за этого начинало казаться, что я здесь не рабыня, а просто служанка. Правда, я бы предпочла сама выбирать место работы и должность.

Когда я отказалась от еды, хозяин сделал жест руками, который я поняла как "Чего ты хочешь?" Ну надо же, гляньте, ему интересно, чего хочет вещь! Я с тоской посмотрела в окно, глядящее на море. Изумрудные волны с белыми барашками на гребнях.

Господин вдруг подошёл ко мне, взял за руку и куда-то потащил. Я не посмела упираться. Мы миновали несколько дверей, возле которых стояли охранники, прошли множество коридоров и в конце концов оказались в приёмной. Хозяин махнул рукой — массивная входная дверь распахнулась усилиями двух привратников. Ещё миг — и мы оказались во дворе, щурясь от слепящего солнца.

Охранник, стоявший на крыльце, что-то спросил у господина, но тот только отмахнулся. Мы пересекли двор, вышли через калитку на мощённую камнями дорогу и замерли у начала широкой лестницы, ведшей вниз, к морю. А может быть, это был океан. Красота — необыкновенная. Хозяин отпустил мою руку и сделал приглашающий жест. Вот оно что! Он всё неправильно понял, глупый рабовладелец. Он думает, что прогулкой к морю можно заменить свободу? Смешно! Но не воспользоваться такой возможностью было бы опрометчиво с моей стороны.

Я стала спускаться, не в силах отвести глаз от сверкающей изумрудно-голубой ряби. И в этом была моя ошибка: когда идёшь по лестнице, нужно под ноги смотреть. На одной из ступеней я споткнулась и чуть не полетела носом вниз, но пан Насгулл вовремя подхватил меня за талию. Его большие горячие руки сомкнулись на ней с жадным сладострастием. Я оказалась прижата спиной к его твёрдому торсу. Посмотрела вниз, на его огромные лапы, закрывавшие почти весь мой живот, и даже испугалась на мгновение. Но следом, убедившись, что я твёрдо стою на ногах, хозяин нехотя разомкнул руки и отпустил меня. Я выдохнула с облегчением, пошла дальше.

Прибой добегал почти до самой скалы, жадно облизывая мокрую от этих ласк гальку. Оставалась совсем узкая полоса сухих камней — они были довольно крупными, неудобными для прогулок по ним. Господин пошёл вперёд, держа меня за руку, но я то и дело спотыкалась, соскальзывая с одного булыжника на другой, больно подворачивая ноги. Хозяин покачал на это головой и вдруг так легко подхватил меня на руки, будто всю жизнь только тем и занимался, что таскал неуклюжих девиц.

Ещё несколько минут он шёл вдоль кромки воды со мной на руках и остановился на небольшой каменной "лужайке": скала здесь отступила немного, и получился маленький полукруглый пляж, усеянный мелкой галькой. Посередине лежало старое сухое бревно без коры, видно, выброшенное морем.

Господин аккуратно поставил меня на камни, ненадолго задержав руки на спине, коротко огладив её как бы невзначай. Я сделала шаг от него, огляделась. Присела на бревно и задумчиво уставилась на морские воды. Да, здесь было определённо приятнее находиться, чем в четырёх стенах, от которых уже хотелось выть волком. Море приятно шумело, пенясь и катая мелкие камешки, лёгкий ветерок обдувал лицо, опаляемое горячими солнечными лучами.

Хозяин смотрел на меня некоторое время, а потом вдруг снял обувь и пошёл в море — как был, в одежде. Я смотрела на него во все глаза. Постояв немного по щиколотки в воде, он обернулся и поманил меня к себе. Я не стала долго думать: кто знает, когда ещё я окажусь в таком месте? Скинула туфли и побрела вслед за паном Насгуллом. Идти было непросто: вода прохладная, камни скользкие, нога то и дело норовит подкоситься или удариться. Господин протянул мне руку, помог приблизиться к нему. И когда я встала рядом, не отпустил её. Вместо этого тихо запел, а потом погладил пальцами другой руки меня по щеке. Он возвышался надо мной огромной мрачной горой, и было страшно противиться. Да что там, даже пошевелиться было страшно. Видимо, приняв моё оцепенение за согласие, хозяин обвил руками мою талию и выдохнул прямо мне в рот что-то непонятное, хриплое, пугающее. И стал целовать. Я не сразу поняла, что это поцелуй. Нет, я, конечно, целовалась прежде, но это… больше было похоже на то, как будто меня пытаются съесть. Он даже прикусывал мои губы — не больно, но чувствительно. И язык. Ещё никто никогда не обследовал мой рот языком так основательно и бестактно. Я и не думала, что этот тиран, похожий на черную скалу, вытворяет такое с женщинами.

Однако, наконец сообразив, что меня целуют, я принялась вырываться, как дикая кошка, толкаясь и царапая всё, что попадало под руку. От неожиданного напора хозяин выпустил меня из рук, и я рухнула прямо в воду. Не с головой, конечно: там было слишком мелко — но вымокла насквозь.

Глава 16.

ЕВА

Я поставила локти на стол и прикрыла лицо ладонями. Просто невероятно, до чего похоже на нашу с мужем историю! Этот дом у моря, её должность и даже купание в море… Терджан, правда, не решился меня тогда поцеловать — его отец оказался смелее в этом вопросе. И всё-таки череда совпадений изумительная, на грани чуда.

Я всё больше увлекалась этой историей, мне не терпелось поделиться ею с мужем и узнать, что было дальше.

Дневник пани Беаты, продолжение того же дня

Господин кинулся меня поднимать, недовольно бормоча себе под нос, а я, едва оказавшись на ногах, заорала на него благим матом. По-польски, разумеется. Чтоб не смел тянуть ко мне свои мерзкие грязные руки и другие части тела тоже держал подальше. И всё в таком роде. Хорошо, что он не понимал мои слова, иначе, наверное, не избежать бы мне плётки. Однако общее настроение этой речи хозяин явно улавливал. Хмурился и молчал, мрачно, темно глядя из-под густых седовато-чёрных бровей.

Я напоследок скривила рожу, развернулась и гордо потопала к берегу, по пути пару раз оступившись так, что пришлось опереться руками о дно, чтобы не упасть туда плашмя. Представляю, что за вид у меня был! Вся мокрая, в облепившем тело платье, с сосульками волос, выбившихся из-под платка… Гордая панночка, ничего не скажешь!

Хозяин пытался мне помогать, но я высокомерно отвергала его помощь, отдёргивая руки и продолжая карабкаться вперёд сама. Даже смешно, как это он позволил мне так заиграться, забыть, что я тут… никто. Ведь ему стоит только щёлкнуть пальцами — и меня приструнят и образумят и ещё подержат, чтоб не навредила господину, пока он меня… Брр! Да лучше умереть, чем такое унижение!

Я сама выбралась на сушу, сама миновала узкое место (не знаю, как только ноги не переломала!), сама поднялась по лестнице и через открытую калитку проникла во двор. Хозяин следовал за мной на небольшом расстоянии. В доме наши дороги разминулись: я отправилась в комнату для прислуги — высушиться и переодеться, господин пошёл в свои покои.

3 мая 1968г

Дом внезапно опустел. Так неожиданно, что я даже почувствовала какую-то смутную тоску. Интересно, с чего бы? Вдруг исчезли слуги, которых господин привёз с собой из основного имения. Стало тихо, будто миновала буря и нашу местность охватило гробовое безмолвие. Я бродила по коридорам, как потерянная, прислушиваясь и принюхиваясь, не появится ли кто-то из-за поворота. Но никто не шёл.