Злой Морозов для Алёнушки (СИ) - Ann Lee
Стыд затопил моментально, вытеснив все остальные чувства, а гаже всего стало, что за это время я ни разу не подумал о чувствах брата. На первом месте у меня были собственные переживания, а подумать как там Федька, который действительно ни сном ни духом не знает, куда я пропала, даже не потрудилась ни разу. А ведь могла попросить у Емельяна телефон и позвонить ему. Но я настолько была оглушена всем произошедшим.
Сперва я непреднамеренно напилась. Потом ночью наткнулась на злого Морозова, который напугал меня до чёртиков, потом опять злой Морозов, взбесил меня. Следом из дома выкинул и тут же пожалел. Потом пришла эта Аня его, и снова он меня взбесил и расстроил. Ну и моя фееричная встреча с медведем, и снова злой Морозов на первом плане.
Где там были мысли о Федьке?
Нигде.
- Федь, - я уткнулась ему в грудь, в колючий свитер, пахнущий бензином и котлетами, которые брат жарил накануне перед моим путешествием в "Глухари", и я ворчала на него, вынося все свои вещи, приготовленные к отъезду, на балкон, боясь, что всё пропахнет жареным фаршем. А сейчас этот запах был таким желанным и родным. Из того нашего мирка, где всё ещё понятно и спокойно, и где глупая я, с горящим сердцем собирается на встречу к любимому мужчине, чтобы как в сказке встретит с ним Новый год.
- Федь, - повторила жалобно, слушая, как бьётся его сердце, - прости меня!
- Бедовая ты у меня, сестрица, - вздохнул он, гладя меня по голове.
- А ты добрый! – просияла я, сжимая его в объятиях. – И самый лучший брат.
- Эх, Алёныч, - голос у брата подобрел окончательно, он никогда не умел долго злиться, а тем более на меня.
Федька всегда был отходчивым, да и не строжил сильно. Я его понимала. Когда не стало папы, ему, восемнадцатилетнему парню, пришлось заботиться обо мне, пятнадцатилетней шалопайке, которая, вечно во что-то влипала. Я старалась не косячить, честно, но оно, само собой, как-то выходило.
- Вечно приключений ищешь. Доверчивая ты сильно, нельзя такой быть. И знаешь, я рад, что ты к Борису не доехала, и Морозову этому благодарен буду по гроб, что тебя вытащил, не дал замёрзнуть.
Ну, с Морозовым спорно, но я прикусила язык, не желая перечить брату. А вот с Борей стало очень интересно.
- Да что там с Борей?
- Да женат твой Боря, - вздохнул Федька и не стал препятствовать, когда я выбралась из его объятий, и удивлённо уставилась на него.
- Что?
- То, - снова вздохнул брат.
- Ты когда не отзвонилась, я первым делом ему набрал. Представился, так и так, ситуацию объяснил, думал, может, ты у него, да забыла позвонить, а он как завопит, чтобы я сейчас же тебя возвращал. Всего пересказывать не буду, незачем тебе знать. Козёл он, только за свою задницу переживал, а то, что ты пропала, даже не побеспокоился.
Странно, но эта новость не вызвала во мне никаких особых чувств. Ну, неприятно. Больнее всего было бы, наверное, если бы я всё же доехала до Бори и увидела всё сама, а теперь, честно всё равно.
- Федь, а давай домой уедем! Прямо сейчас! – встрепенулась я.
Федька посмотрел на меня насмешливо, и немного свысока.
- Алёныч! Ты погоду видела. Да и не на чём нам с тобой ехать. Бобик, что я у дяди Миши одолжил, сдох, аккурат с твоей малюткой. Я так торопился тебя найти, что заправиться забыл. Да и Новый год, через пару часов. Не говоря уже о медведе. Теперь всё от Емельяна зависит.
Опять этот Морозов!
-Медведице, - поправила его, не желая, говорит о Емельяне, особенно про то, какой он хороший. – Она спать должна. Зима же. А она бродит, и медвежонок у неё.
- Шатун, - пожал плечами Федька. – Бывает.
- Жалко мне её.
- А себя не жалко, - хмыкнул Федька. – Если бы не Емельян, не факт, что разговаривали бы мы.
- Вообще-то, меня спасла Аня, - вставила я, не желая, чтобы все почести доставались Морозову.
- Ни чё такая, эта Аня, - цокнул Федька, заулыбавшись.
- Серьёзно? – офигела я, и тут же поспешно подняла руки, пресекая дальнейшие объяснения, чем так понравилась моему брату эта вульгарная особа. – Избавь меня от упоминаний о ней.
- Да я и не собирался, - хмыкнул Федька, поднимаясь с кровати, и потянулся, захрустел косточками. – Но когда я к тебе пошёл, Емельян её как раз выгонял, - добавил он, хитро поглядывая на меня.
- Да мне плевать, - постаралась сказать это как можно беззаботнее, но внутри разлилось тепло.
- Да я так и понял, - Федька не подал вида, что уловил, как порадовала меня эта новость.
- Ладно, пойду, помогу на стол накрыть, всё же Новый год.
- Ага, - я уже слушала вполуха, роясь в своей сумке, прикидывая, что надеть и как накрасится.
А через полчаса, вышла в гостиную при полном параде, надев облегающее платье, которое готовила к Борису.
Привела в порядок волосы, сделала лёгкий макияж и даже нанесла духи, что купила за баснословные деньги, экономя и откладывая с каждой зарплаты, целые полгода.
И каково же было моё разочарование, когда за праздничным столом сидели только сыновья Морозова и Федька.
Дом ожидаемо встретил тишиной и темнотой.
В гостиной, в тусклом свете ночника, блестела дождиком наряженная ёлка. Пустой стол с аккуратно сложенной скатертью, стоял в углу. Пахло мандаринами и чем-то неуловимо сладким и нежным. Было тепло и уютно. И это странно, потому что кроме наряженной ёлки, здесь ничего не изменилось, а такое ощущение, что жизнь перевернулась с ног на голову. Да так и оно и было собственно.
Жил, не тужил злой Морозко. Всё его устраивало в этой жизни. Ну как всё. Многое. Ну, это так он думал, пока не встретил дерзкую пигалицу Алёнушку, и понял тогда Морозко, какой ущербной была его жизнь. Как он задвигал свои чувства, чувства своих детей. Какой серой и пресной была его жизнь, без неё, потому что всего за двое суток понял он очень многое, и уже не хотелось ему назад.
Хорошая сказка. Надо будет Алёнушке рассказать, ей наверняка понравится.
На сердце вдруг стало так тепло при понимании, что где-то здесь, совсем рядом есть эта мелкая зараза, которая вскружила мне голову, и скоро я до неё доберусь.
Часы на стене напротив камина показывали четыре утра.
Затянулся мой рейд.
Хотелось спать, есть, и Алёнушку.
Но первым делом, я проведал пацанов. Гриня сладко спал, обняв подушку, Никитос, наоборот, всё разметал, и подушку, и одеяло. Но оба они были рядом, и, возможно, я только сейчас понял, как здорово, что они дома.
Всё завертелось вчера. Как только свернул на лесную дорогу, проводив Аньку, поодаль наблюдая, как доковыляла по сугробам до дома, позвонил отец, сказал, чтобы встречал гостей.
И конечно, мне не улыбалось посреди ночи шастать по лесу, по полуметровому снежному покрову. Но выбирать не приходилось. И я твёрдо понял, что Новый год буду встречать в лесу.
Набрал Грине, короткое сообщение, чтобы не ждали и не беспокоились, праздновали без меня, и поехал навстречу нарастающему гулу колоны разнокалиберных машин, что тянулась от посёлка к лесу.
Первыми шли тяжёлые МАЗы с прицепами, для медведицы и медвежонка. Там наверняка отсек с клеткой, куда их пометят, пока они будут спать, потому что, скорее всего, будут использовать сильные транквилизаторы, чтобы звери в покое добрались до самого места назначения.
Куда их повезут, я не знал, но предполагал, что это будет какой-нибудь заповедник, где о них позаботься должным образом.
Народу прибыло очень много, и я только удивлялся, как отцу в такой короткий срок удалось организовать столь масштабную операцию. Даже репортёры были, мешались, правда, под ногами и были не раз посланы на три буквы, но упорно делали своё дело. И в лес лезли по метровым сугробам, и в снегу лежали, когда выслеживали медведицу, и за успех операции, и за Новый год пили горькую водку, наравне со всеми.
С такой техникой, как у прибывших спецов, выследить медведицу не составило труда. И не знаю, можно ли это считать новогодним чудом, но успели мы вовремя. До утра бы не дотянули ни мать, ни детёныш. Медведица была настолько слаба, что, даже почуяв нас, не смогла встать и уйти, так и лежала бурой массой, в сугробе, только рычала на ходившего вокруг неё медвежонка, явно опасаясь за его судьбу. Но тот тоже от голода был слаб, да и куда он мог пойти без неё. Шансов выжить без матери, даже в летнем лесу у него маленькие, а уж зимой, сводятся к нулю.
