Америка – разлучница - Оксана Александровна Ливанова
— Давид Олегович, давайте без лишних эмоций. Я принесла лекарства, прекрасно зная куда иду. Дайте мне простора возле стола, а то я смотрю вы тут прямо скажем хозяином себя возымели. А пациент уже начал «скакать» — ответила Наташа, судорожно сглатывая личные эмоции.
— Да пожалуйста, Наталья Дмитриевна. Всегда мечтал подвинуться, когда вас вижу.
— Давид, думай, что говоришь — прошипела ему на ухо Наташа и начала манипуляции по спасению жизни пациента.
Операция продлилась шесть часов. Две остановки сердца, брадикардия, инсульт на столе. Прямо скажем, не повезло мужику. Но вытащили. Живой. Наташа, еле стоящая на ногах, вышла из операционной. Молча переоделась, отмылась и вышла в коридор. За окном стояла ночь, и палаты спали болезненным сном. Одинокий фонарь ярко освещал подъёмник приёмного покоя, в котором сейчас никого не было. Наташа приоткрыла окно, и на неё хлынул августовский прохладный воздух, успокаивая её пунцовые щёки. Это была первая самостоятельная операция, которая она провела в роли врача. Именно роли, потому что никто, в том числе и Давид, пока не воспринимал её как профессионала своего дела. Как была Павлова — вечная операционная медсестра, так и оставалась она в их глазах, вплоть до сегодняшнего вечера. Но всё поменялось, и она это доказала. Дверь хлопнула, и Наташа почувствовала руку Давида на своей талии.
— Извини меня пожалуйста. Это всё мужской шовинизм. Ну не могу я на тебя смотреть как на врача. Прости! — сказал Давид, и уткнулся ей в шею носом.
— Давид, у тебя свободная палата есть? — спросила Наташа. Давид улыбнулся, и взяв её за руку, прошёл с ней на первый этаж. Взяв ключ от платной палаты, они тихо, как мыши, проскользнули внутрь неё, и закрылись на замок.
Ни одного слова сказано не было. Только шёпот и стоны. Тихо, тихо. Чтобы никто не слышал. Наташа отдавала всю себя без остатка, и любила Давида страстно, пока не наступил рассвет. В предрассветной дымке утра, она лежала рядом, и её пшеничные волосы закрывали его одеялом. Он гладил их и целовал, слегка уставшими движениями. Когда они услышали первые шаркающие шаги пациента, который шёл на утренний туалет, начали собираться. Наташа прошептала слова любви, и первой выскользнула за дверь. Когда она ушла, Давид присел на краешек кровати, и обхватил голову руками. «Что я наделал» — подумал он.
Глава 9
«Праздник рождения»
— Наташа, тебя Давид к телефону, — сказал взлохмаченный после сна Саша, — встревоженный какой-то. Наташа с спросонья никак не могла понять, что от неё хотят. Потом наконец то сообразила.
— Алло? Что случилось — спросила она.
— Сонька рожает, орёт как резаная. Дуй к нам, я один не справлюсь — сказал Давид и повесил трубку.
— Сашка, собираемся. Соня рожает, орёт там на весь район — вставая с кровати сказала Наташа.
— Я так понимаю, без нас она не справится? Ты же с ночной сегодня. Спать не будем? — спросил Саша.
— Спать будем, но после того, как родим. Ты Давида знаешь, он не отстанет. Тем более, пить надо с кем-то за родившегося сына. Кто, если не ты?
— Вопрос конечно сейчас риторический, но всё-таки спрошу. А мы будем рожать когда-нибудь? — с прищуром спросил Саша, на ходу натягивая джинсы.
— Обещаю, будем. Вот ординатуру по операционному делу закончим, и будем рожать. Обещаю — с улыбкой ответила Наташа и погладила мужа по небритой щеке. Он притянул её к себе, и крепко прижал.
— Смотри, обещала — сказал Саша и пошёл искать ключи от Москвича, который они купили на прошлой неделе. Возле родного подъезда уже вовсю стояли Мерседесы и Вольво, а чета Павловых решила, что по карману только Москвич. Оранжевый. Вот в него и загрузились впопыхах.
Подъехав к дому Давида, увидели скорую помощь. Через секунду дверь подъезда открылась, и из неё вышли врачи, ведя орущую Соню. Наташа ненавидела этого человека, и сейчас, когда она увидела её, глаза покрылись пеленой. Зачем так было показывать женщине, что ей больно, непонятно. Но не спал уже весь дом. «Как недойная корова, ей богу. Дура, она и в Африке дура» подумала Наташа. Быстро выйдя из машины, они рванули к квартире, где Давид впопыхах собирал сумку для роженицы.
— Она же всё приготовила давно, чего собираешь? — спросила Наташа.
— Эта дура решила, что не то взяла, и распотрошила сумку. Давай, помоги мне собрать её. Скорая долго ждать не будет — попросил Давид. Они втроём быстро нашли необходимое, и бегом пробежав подъездные пролёты, рванули к скорой. Загрузив вещи и Давида в медицинскую машину, они поехали следом за ней.
Дальше были сложности. Несмотря на то, что Давида все знали, и мы приехали в родную больничку, в составе которой был роддом, его в род зал не пустили. И им всем абсолютно всё равно, что он сын министра. «Нет — и всё. Не положено» — сказал врач, и закрыл перед носом будущего папаши дверь. Раздув свои широкие ноздри, Давид, молчком вытерпев ситуацию, сел на заднее сиденье Москвича, и закурил.
— В Америке рожают детей вместе. И тут же берут малыша на руки, и одевают его, и с ним остаются. Папа и мама вместе переживают чудо рождения. Наша страна к этому никогда не придёт. Теперь сиди, и бойся — сказал Давид и закурил вторую сигарету.
— Америка свободная страна. А мы, связанные одной цепью, скованные одной целью…- пропел Саша популярную песню.
— Давид, зачем нужно присутствовать при родах мужу? И почему ты каждые пять минут вставляешь Америку в разговор? Я не понимаю — спросила Наташа.
— Ребята, я подал документы на пмж туда. Месяц назад. Нас будут долго рассматривать, но шансы есть — сказал Давид. В машине «встала» мёртвая тишина. Наташа глубоко вздохнула, чтобы не расплакаться. «Спокойно, это ещё пока не приговор. Им могут отказать, он может передумать» — успокаивала себя Наташа.
Прождав в машине шесть часов, они наконец то услышали скрип открывающейся двери в роддоме. Старенькая акушерка вышла на крыльцо, и улыбаясь, сообщила молодому папаше о счастье.
— Три килограмма, шестьсот грамм. Пятьдесят шесть сантиметров. Мальчик. Поздравляю вас, здоровенький — сказала она, и ушла в роддом, плотно закрыв дверь на замок. Началось ликование. Давид смеялся и плакал одновременно. Обнимал Сашу и Наташу, и заодно весь мир. Рванули сначала к Олегу Ефимовичу домой,
