Дениз Робинс - Сладкая горечь
Ему стало неловко, и он нетерпеливо взглянул на часы.
— Я очень рад тебя видеть, Ивонна, но у меня назначена встреча, очень важная…
— Хочешь поскорее от меня избавиться, да? Все тот же старый добрый Арман, — усмехнувшись, перебила она.
— Нет, правда, дорогая, — в его больших темных глазах мелькнуло недовольство, — ты ведь пришла не для того, чтобы упрекать меня за прошлое?
— Нет, не для этого.
— И к тому же — ты теперь замужем, и надеюсь, счастлива. Может быть, как-нибудь в один прекрасный день я буду иметь честь познакомиться с твоим мужем.
— Пьер умер, — сказала она спокойно.
Армана бросило в жар, и он смутился еще больше прежнего.
— Так скоро? Прими мои глубокие соболезнования… — начал было он.
Ивонна перебила его все тем же ровным голосом. В ее спокойствии Арману почудилось что-то зловещее. По прошлому опыту он знал, что оно предвещает бурю. Он видел, как женщина закусила нижнюю губу, и понял, что она взволнованна. К тому же он чувствовал, что ей не терпится взять реванш за прошлое — она затаила на него обиду. Она очень переменилась, и к худшему, потому что в ней не осталось той юношеской грусти и задумчивости, которые когда-то так трогали его, вызывая желание обогреть и защитить ее. Новая Ивонна была взрослой и деловой, в ней появились уверенность и смелость, которые были ему неприятны. Он слушал и хмурился, пока она рассказывала про свое недолгое замужество.
Ивонна получила вызов в Париж, где ей предложили место парикмахера в салоне некоего месье Пьера Тиболя, который был намного старше нее. Он влюбился в нее с первого взгляда и женился, а четыре месяца спустя погиб в автомобильной аварии в окрестностях Версаля. Таким образом, судьба Ивонны переменилась. Она оказалась молодой вдовой с капиталом, владелицей шикарного салона-парикмахерской на улице Риволи. Уже через неделю Ивонна оставила там управляющего, а сама поехала в свой родной город, чтобы открыть отделение в Каннах. Она, которая когда-то была бедна, теперь с удовольствием тратила деньги. В родном городе ее приняли с почетом, дела пошли успешно.
В этом месте своего повествования Ивонна подошла ближе к Арману.
— Как видишь, в двадцать три года я вдова со средствами — могу позволить себе повести тебя на ужин и танцы в отель «Амбассадор», мой милый, если хочешь.
— О, ты очень добра, и я рад нашей встрече, — забормотал молодой человек, — но, видишь ли… — Он вдруг смешался и замолчал.
Ивонна посмотрела на него долгим, испытующим взглядом и сказала:
— Значит, за те долгие месяцы, что мы не виделись, Ты не стал любить меня больше. И ты по мне, я вижу, совсем не скучал? На самом деле ты совсем не рад меня видеть и тебе не интересно узнать, что я теперь богата и могу предложить тебе намного больше, чем ты — мне?
Сердце у него упало. Меньше всего на свете он готов был к такого рода отношениям с Ивонной. Он снова горько пожалел о том дне, когда началось их знакомство, и решил, что лучше всего быть кратким и честным. Боль, которую причиняет правда, не идет ни в какое сравнение с теми бедствиями, которые может наделать ложь (стоит только вспомнить случай с Клиффордом Калвером и Рейн!).
Безо всякого вступления он сообщил Ивонне, что очень польщен ее визитом и ценит ее предложение, однако ничто не может возродить их связь. При этих его словах ярко накрашенное лицо женщины исказилось, превратившись в отталкивающую маску. Арман вдруг догадался — без малейшего тщеславия, — что Ивонна по-прежнему любит его.
— Ради нашей прежней дружбы, Арман, ты не можешь просто так взять и выставить меня вон.
— Так будет лучше, — неловко заметил он.
Она вздрогнула, но тут же взяла себя в руки и негромко проговорила.
— Не знала, что ты умеешь быть жестоким. Надо думать, у тебя появилась другая женщина. На самом деле я даже знаю…
— Ничего ты не знаешь, — резко оборвал он ее.
Она вздрогнула, вынула из сумочки шифоновый носовой платок и прикоснулась к губам.
— Нет, знаю. Сегодня утром я заходила в салон, где раньше работала, к девочкам. И они мне рассказали, что ты каждый День ездишь к старой герцогине: де Шаньи. Говорят, ухаживаешь за ее внучкой. Вот и причина твоего поведения.
Арман был бледен и ужасно зол. Симпатия, которую он когда-то питал к этой девушке — или жалость, — моментально испарилась. Он понял, что замужество и богатство совершенно извратили ее характер, который и раньше-то не был ангельским.
— Не выношу слухов и никогда не занимаюсь сплетнями, к тому же я не намерен обсуждать с тобой свою личную жизнь, — сурово заявил он. — Прошу тебя, уходи, Ивонна.
Она внезапно разразилась громким смехом.
— Ага, ага! Так значит, это правда! Ты рассердился на меня, потому что я попала в самую точку. Ах, я знаю все о мадемуазель Оливент. Видишь, даже знаю, как ее зовут! Неделю назад она приходила в наш салон стричься — ее обслуживал Антуан, мой старый приятель. Он мне все рассказал.
— Прошу меня простить, Ивонна. У меня есть другие дела. Доброй ночи, — перебил ее Арман ледяным тоном и, развернувшись, вышел из гостиной.
Вслед ему донесся ее голос, почти переходящий в крик:
— Ты еще обо мне вспомнишь, Арман, я не какая-то нищая девчонка, как раньше, чтобы так бросаться мной! Я остаюсь в Каннах до осени! Мы с тобой еще увидимся, можешь не сомневаться, — и с твоей английской мадемуазель тоже…
Арман уже ничего не слышал. Закрыв за собой дверь своей комнаты, он осторожно наблюдал сквозь жалюзи, как Ивонна садится в роскошный серый «ситроен» и уносится прочь.
На душе было гадко и тяжело. Однако в семь вечера он, в гораздо более приподнятом настроении, готов был ехать в Канделлу. В легком сером костюме, в своей лучшей шелковой рубашке, с тщательно подобранным темно-красным галстуком, он отправился к Рейн.
Она уже ждала его спокойная и красивая, в коротеньком сером шелковом платье с белыми горошинами по подолу, с обнаженными плечами. В ушах у нее были серьги с жемчугом, на шее — жемчужное ожерелье. Арман принес ей небольшую ветку кустовых красных роз и был счастлив увидеть, что она тут же, отломив один цветок, приколола его к платью.
В машине по дороге в Канны Рейн бодро болтала, но молодой человек чувствовал, что в этой веселости крылась нервозность.
— Надо молить Бога, чтобы Клифф оказался дома… Молитесь же, Арман… — то и дело повторяла она.
Он кивал и думал, что девушка слишком предается надежде, рискуя быть разочарованной. Его мучили ее случайные фразы, которые подтверждали, как мало он на самом деле для нее значит — только друг и союзник. Несносная Ивонна не имела никаких оснований ревновать его к Рейн…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});