Дениз Робинс - Сладкая горечь

Его слова удивили и тронули Рейн; Она посмотрела на Армана с нежностью. Этот молодой архитектор так мил и терпелив с ней, он так старательно разгоняет ее грусть и пытается утешить, как может. Она встала, подошла к нему и, положив руку ему на плечо, взглянула на холст.

— Скажите, если бы у вас была подруга, вы писали бы ей? Часто-часто?

— Да, — кивнул он, вздрогнув от ласкового прикосновения ее тонких пальцев.

— А у вас нет подруги, Арман?

— Нет.

— А вы когда-нибудь были влюблены?

— Нет, — соврал он, с трудом сглотнув, и принялся вытирать кисть о тряпочку.

— А что вы стали бы делать, ну, скажем, если бы оказались на месте Клиффорда? Что бы вы мне написали?

Ему был ненавистен ее вопрос, и тем тяжелее отвечать на него. Однако он неуверенно пробормотал по-французски:

— Ну, не знаю…

— Скажите, — не унималась Рейн, — что вы стали бы мне писать?

Бледный и расстроенный вконец, Арман поднял на нее горящие страстью глаза и проговорил сквозь зубы:

— Тысячу признаний в любви. Я написал бы, что боготворю вас… что для меня вы как солнце, луна и звезды, вместе взятые… что для меня вы — все прекрасные цветы мира, все ароматы и вся музыка на свете и что… что я не могу без вас жить… — Он замолчал, покраснев до корней волос, и стряхнул с плеча ее руку. — Мне пора. Надо ехать в Канны. У меня там дела.

Рейн стояла и в недоумении смотрела на него, ничего не понимая. Потом вдруг рассмеялась:

— Боже, Арман, да вы настоящий поэт! Любой девушке приятно было бы услышать такие признания. Могу вас поздравить… — И вдруг прибавила, совсем наивно: — Увы, Клифф — истинный англичанин, он совсем неромантичен, чтобы написать что-нибудь в таком духе.

Арман вдруг вскочил, в отчаянии кинулся к холсту, схватил перочинный нож и начал порывисто счищать уже намеченные краской контуры лица Рейн.

— Арман!.. Что вы делаете?.. Зачем вы?..

— Это все плохо… никуда не годится, не стоит… — Он дрожал и заикался.

— Ничего, Арман. Завтра я снова буду вам позировать и, возможно, даже сумею улыбнуться. Я отправила Клиффу телеграмму — на нее-то он наверняка уж ответит!

Молодой человек потерял дар речи. Ах вот как! Завтра он сможет писать портрет улыбающейся Рейн!.. И все потому, что она получит ответ от Клиффорда Калвера. Она будет счастлива… будет светиться от любви и возобновленной веры в этого мужчину. Арман застонал и едва не ринулся вон из комнаты, чтобы не видеть ее. Он не знал, сколько еще сможет терпеть эту изощренную пытку. Боль становилась невыносимой.

А Рейн не заметила ни боли, ни страсти, промелькнувшей в его глазах. Она была поглощена мыслями о любимом, о своем золотоволосом викинге, о Клиффе. С неосознанной жестокостью ранив Армана в сердце, она взяла его под локоть и заговорила самым приветливым образом:

— Арман, вы мне так нравитесь. Вы были ко мне очень, очень добры. Я знаю — вы сделали бы все, что в ваших силах, чтобы мне помочь. Послушайте, у меня есть один план. Попросите у бабушки и мамы отвезти меня сегодня вечером в Канны поужинать. Они разрешат. Они вам очень доверяют. А оттуда я позвоню Клиффу домой. Тогда я выясню, что происходит. Может быть, мне даже удастся поговорить с ним лично. Надо было раньше до этого додуматься. Я позвоню ему в офис и домой, на Риджент-Парк. Ах, Арман, вы будете таким милым, отвезете меня сегодня вечером в Канны?

Он молча стоял, размышляя и терзаясь мучительными сомнениями. Опять, думал он, опять он должен принести себя в жертву (впрочем, откуда Рейн было знать, что она творит с ним, прибегая к его помощи?). Снова его любовь должна подвергнуться испытаниям. Француз уже готов был ответить «нет», но стоило ей нежно взглянуть на него, и он почувствовал, что безоружен. Он сдался:

— Хорошо, я отвезу вас в Канны, если позволят мадам герцогиня и ваша матушка. Давайте поскорее спросим разрешения, а то мне пора идти.

Из высокого сводчатого зала они вышли вместе. Молодому человеку было очень приятно то, как просто и уверенно Рейн взяла его под руку, однако от ее близости у него слегка кружилась голова — так ему хотелось обнять ее, припасть к этим совершенным, идеально очерченным губам в долгом блаженном поцелуе. Но надо было что-то говорить — что угодно, лишь бы утешить ее, — и он пробормотал:

— Может быть, мистер Калвер слишком занят, чтобы заниматься личной корреспонденцией. Я уверен, что вы получите от него письмо завтра…

— Да, но не такое, какое вы написали бы своей подруге, — я никогда не забуду, как вы красиво говорили. Такие прекрасные слова… Клиффу у вас учиться и учиться…

— Боже упаси, — прошипел Арман с такой злостью, что девушка отшатнулась и удивленно посмотрела на него.

По широкой дубовой лестнице они поднялись в будуар ее матери. Миссис Оливент сидела за секретером и писала письмо. Несчастный и убитый Арман самым официальным и почтительным тоном осведомился, позволено ли ему будет отвезти Рейн в Канны поужинать, а потом сводить в кино. Роза повернулась к ним и посмотрела на юную парочку, удивленно приподняв брови, Она не была недовольна, просто изумилась — со времени своего приезда в Канделлу ее дочь ни от кого не принимала приглашений.

— Если Рейн согласна, пожалуйста, я не против, — сказала она.

Девушка опустила длинные ресницы. Щеки ее покрыла восковая бледность, а это означало — и мать прекрасно это знала, — что Рейн чем-то возбуждена или находится в предвкушении важных событий.

— Детка, ты как будто бледновата, — заметила миссис Оливент. — Ты не перегрелась на солнце, дорогая?

— Нет, — коротко ответила та.

— А как дела с портретом?

Арман опередил Рейн:

— Пока не очень удачно. Завтра с утра мы начнем заново.

— Ах, прекрасно, — рассеянно откликнулась миссис Оливент. — Я скажу бабушке, что вы уезжаете и к ужину не вернетесь. У нее опять мигрень. Сейчас она спит, так что не тревожьте ее.

— Я приму ванну, переоденусь и буду готова к вашему приезду, — сказала Рейн.

Арман откланялся, пообещав заехать в семь часов, и вышел, оставив женщин наедине. По его невозмутимому виду ни за что нельзя было догадаться, что он тоже взволнован перспективой провести целый вечер вдвоем с Рейн.

Когда он вышел, миссис Оливент искоса взглянула на дочь и строго спросила:

— Надеюсь, ты понимаешь, что этот молодой человек без памяти в тебя влюблен?

— Глупости, мама, — ответила Рейн с легкомысленным смешком. — Любой молодой человек, который ко мне подходит, в меня влюблен — так, во всяком случае, ты считаешь.

— Спроси у бабушки.

— О, она такая же, как ты! Вы обе такие смешные — уверены, что у меня целые толпы поклонников. Вы совершенно не верите в платоническую дружбу.