Виктория Васильева - Всё для тебя

«Может, он куда-нибудь вышел, оставив ключ от номера?»

Но ключа не было.

— Он никуда не выходил! — сказали Анне.

Пришлось снова подниматься и звонить у двери.

Наконец послышались шорохи и голос Бориса:

— Кто еще?

Анна молчала.

Ключ повернулся в замке, и дверь открылась.

То, что увидела Анна, превзошло все ее ожидания.

Борис полураздетый стоял в гостиной, а в спальне, на разобранной кровати лежала обнаженная незнакомая женщина.

— Эмилия… — лениво протянула та, пытаясь познакомиться с Анной.

Ничего не отвечая, Анна схватила ключи и выбежала из номера.

Всю дорогу она старалась быть как можно спокойнее.

«Только бы Эдуард ничего не заметил!»

Она улыбалась, говорила ему ласковые слова, но успокоилась только тогда, когда они подъехали к вилле.

«Здесь я чувствую себя в безопасности».

Он шутил, смеялся и не мог насмотреться на свою любимую.

В постели Анна окончательно забыла о своих волнениях, полностью отдавшись любви.

Два дня спустя в Венеции открылась выставка Эдуарда.

Он и Анна прибыли сюда на автомобиле, оставив его в огромном гараже на площади Рима.

В одном из дворцов, украшающих берега Большого канала главной «улицы» Венеции, разместилась выставка работ Эдуарда Рашеля.

«Какой красивый город! Бесконечная вода, каналы и гондольеры. Такое ощущение, будто попадаешь в другое время, в другой мир, и ничего больше не существует, кроме красивейших соборов и воды, плещущейся о фундаменты домов».

На черной гондоле, миновав несколько горбатых мостиков, Анна и Эдуард прибыли к самой большой площади Венеции — пьяцца Сан-Марко.

Анна ахнула, увидев открывшийся ее взору собор потрясающей красоты.

— Это собор Святого Марка, — пояснил Эдуард, заметив ее удивление. — Он построен в византийском стиле с элементами венецианской готики.

Анна не могла оторвать восторженного взора от его золотых куполов.

— Ничего подобного я не встречала, — тихо сказала она, заслоняя рукой солнце, светящее в глаза. — По своей грандиозности он не уступает Миланскому собору.

Эдуард улыбнулся.

— На свете много чудес. Но не стоит так высоко поднимать свою голову. Она может закружиться.

Он попытался привлечь внимание Анны к себе, обняв ее за плечи и отняв ее руку от лица.

— Через пятнадцать минут открытие моей выставки. Если мы немедленно запрыгнем вон в ту гондолу, то еще можем успеть.

Анна смутилась.

— У нас еще будет предостаточно времени, чтобы полюбоваться прелестями «города на воде», — сказал Эдуард.

Он привел Анну в выставочный зал.

— Эдуард! — Анна покраснела от смущения.

В первом же зале, почти в полный рост, висел ее портрет. Тот самый, который Эдуард написал с нее на вилле Луиджи.

— Нравится? — он улыбаясь смотрел на нее.

«Конечно же нравится, — думала Анна, — вот только теперь все увидят мое обнаженное тело, скрывающееся под прозрачной розовой тканью».

Публика любовалась картиной, а кое-кто уже начал замечать явное сходство между Анной и портретом.

Анне стало неловко.

— Эдуард, пойдем в другой зал!

Они прошли, и она наконец-то смогла восхититься талантом своего возлюбленного.

Многочисленные пейзажи, море в тающей дымке, очертания каких-то незнакомых лиц, абстрактные фигуры были исполнены в совершенно свободной манере. Необычность техники и приемов поразили Анну. Она засыпала Эдуарда вопросами: «А это как? А это?»

Он терпеливо объяснял ей и всячески старался намекнуть, что публика не сводит с нее глаз.

Анна прекрасно это видела.

Когда были пройдены все залы, к ним подошел фоторепортер местной газеты.

— Пожалуйста, попозируйте мне, — обратился он к Анне и Эдуарду. — Вы просто замечательная пара! Я уже запечатлел портрет этой синьоры, теперь мне хочется сфотографировать вас обоих.

Анна принялась отказываться, но было поздно.

— Вот так. Грация, грация. Очень хорошо! — он раскланялся и вышел из зала.

На следующий день венецианские газеты напечатали не только фотографию Эдуарда и Анны, но и картину, открывающую выставку. Заголовки типа: «Тайная любовь французского художника и русской примадонны» или «Муж «звезды» в проигрыше», украшали газетные полосы. А один, падкий на сенсации умник, выдвинул предположение, что Анна — женщина легкого поведения и имеет в Италии контакты со многими мужчинами: «… так что, кому не лень, — заканчивал он, — добро пожаловать! Травиата есть Травиата!»

Анну тошнило от всего этого.

Никакие уговоры Эдуарда не могли подействовать на нее, и она решила на некоторое время покинуть Милан.

Театр был наводнен сплетнями, многие откровенно жалели Бориса. Премьера была на грани срыва.

Эдуард отвез Анну на виллу Луиджи.

«Как здесь хорошо! Цветут сады. Красота необыкновенная! Можно отдохнуть и отвлечься от газетной шумихи».

Она выбрала себе коня и успешно обучалась верховой езде под руководством Луиджи, иногда наведывавшегося сюда вместе с Эдуардом.

Шли дни.

«Нет места лучше этого! — думала Анна. — Как будто не существует ни театра, ни Бориса, ни этих надоедливых репортеров и корреспондентов. Я не хочу ни славы, ни почестей. Хочется только тишины и уединения. Единственный человек, которого приятно видеть, это Эдуард. Как я люблю его!»

И Эдуард не забывал о ней.

Как только он заканчивал свои дела, сразу же приезжал на виллу.

— Я приехал к тебе надолго! — сказал он, появившись в очередной раз.

— Навсегда?

— А ты не хочешь отсюда уезжать?

Анна кивнула в ответ.

— Ничего, ты им еще покажешь! Это будет самая прекрасная Виолетта из всех Виолетт, когда-либо стоявших на миланской сцене!

— Ты думаешь? Но у меня уже нет никаких сил! Я устала всем что-то доказывать. Для всех я теперь настоящая Травиата!

— А для меня ты самая чистая и прекрасная женщина! — он взял ее под руку, и они вошли в дом.

Весь стол был завален фруктами.

— Я буду вишни, — Анна брала по ягодке и отправляла в рот.

— Апельсиновый сок? — Эдуард подал ей бокал с соком.

— Спасибо! Он похож на солнце!

— А вишневый — на твои губы!

— Эдуард, откуда у тебя столько ассоциаций?

Он засмеялся.

— Это ты такая! Ты состоишь из самых вкусных фруктов и самых красивых цветов. Разве ты об этом не знаешь?

Анна смутившись посмотрела на него.

— А твой взгляд — это солнечные лучи. Как только ты посмотришь, сердце мужчины сразу тает, а голова кружится, как от солнечного удара.

Он подсел к ней и обнял за талию.