Памела Кент - Мечта из прошлого

Поэтому, собрав все свои силы и волю, Валентина сумела сократить образовавшийся между ними разрыв со скоростью, которая вдохновила ее на дальнейшие подвиги.

Прерывисто дыша, она крикнула ему над сверкающей голубой гладью воды:

— Обгоню вас до острова!

— Остров еще далеко, — отозвался он. Но, оглянувшись и увидев, что она лихорадочно бьет по воде руками, точно котик ластами, развернулся и поплыл к ней; и тут Валентина поняла, что у нее начинает сводить судорогой ноги. В левую ступню, казалось, вонзились сотни иголок и булавок, а мышцы правой икры задергались. Она, как всегда, страшно испугалась первых признаков судорог и перевернулась на спину, собираясь передохнуть и дать Гастону знать, что с ней происходит.

Доктор Ламуан крикнул:

— Погодите, возьму вас на буксир!

Он приказал ей делать только то, что он скажет, а главное — не пытаться справиться самой. И по мере того как разгорался день и все жарче светило солнце, он плыл обратно к берегу, увлекая Валентину за собой. А она, полностью доверившись ему, послушно выполняла все его инструкции. Добравшись до пляжа, он на руках вынес ее из воды и положил на теплый песок, а сам опустился рядом на колени.

Там, в море, у нее уже начали синеть губы, но теперь они порозовели. Ее колотила дрожь, и он завернул ее в махровую простыню и стал легонько массировать сведенные судорогой мышцы, чтобы восстановить в них кровообращение и вернуть им утраченную упругость. Она через силу улыбнулась ему, когда он предложил вытереть ей полотенцем волосы. Голова девушки по-прежнему покоилась на его согнутой руке.

— Как хорошо иметь под рукой доктора, — прошептала она. — Особенно когда переусердствуешь.

— А зачем было это делать? — сердито сказал он. Его рука была сильная и теплая, с его черных густых волос на Валентину капала прохладная морская вода, девушка наслаждалась исходящим от этой руки теплом и оставалась лежать на ней, хотя, по-видимому, больше не нуждалась в поддержке, так как уже оправилась.

— Не знаю, — ответила она, следя за выражением его лица. — Но мне не нравится проигрывать!

— Просто какому-то мужчине, — усмехнулся он, — который, подобно кораблю, мог устремиться вдаль и скрыться за горизонтом.

Она пошевелилась, пытаясь высвободиться, но его рука не разжалась. Их взгляды скрестились. Он провел пальцами по ее щеке, словно не смог преодолеть невольное желание попробовать на ощупь ее прохладную, влажную кожу.

— У меня было такое чувство, что мы встретились снова, — отрывисто проговорил он.

— У меня тоже, — ответила она неуверенно.

— И теперь, когда это случилось, не позволяйте мне подстрекать вас к опрометчивым поступкам, например к заплывам на большую глубину. Однажды вы можете переборщить с этим!

— Не буду, — благоразумно ответила она.

Он приподнял ее лицо за подбородок, улыбнулся и сказал:

— Но сейчас, к счастью, все в порядке.

А потом он нагнулся, и она почувствовала на своих губах его губы. Сначала они лишь слегка касались ее рта, но затем вдруг впились в него долгим поцелуем. Она, следуя зову природы, ответила на него с той же страстью, подчиняясь неизъяснимому желанию насладиться прикосновением его чуть солоноватых жадных губ.

Он тут же поднялся и отрывисто пробормотал:

— Простите, мне не следовало этого делать. Надевайте-ка халат, и я провожу вас домой. Но может быть, вы предпочитаете позавтракать в Бледонс-Роке?

Она замотала головой, и мокрые волосы коснулись ее шеи.

— Нет, я хочу домой.

Но на полдороге к ее коттеджу он остановился и решительно заявил:

— С какой это стати вы будете завтракать в одиночестве, а не вместе с гостями в Бледонс-Роке? К тому же после приступа судороги в воде вам необходима порция бренди или чего-нибудь еще в том же роде. Я позабочусь об этом.

— Но мне не хочется, чтобы о происшествии узнал Ричард. В его доме уже есть одна больная.

— Тогда мы позавтракаем вместе в вашем домике. А если вам не хочется возиться, приготовлением завтрака займусь я. Вы можете не поверить, но я очень недурно готовлю.

Он стоял и улыбался — ждал, что она удивится. Но ее охватило лишь ошеломляющее, необыкновенное чувство радости от того, что он не собирается оставлять ее одну в коттедже и не заставляет ехать в Бледонс-Рок, завтракать вместе с гостями Ричарда… Ричарда, который всего несколько дней назад был для нее и солнцем, и луной, и звездами. Всю свою сознательную жизнь она считала, что единственный мужчина в ее жизни — это Ричард, и свыклась с мыслью о тусклом и безрадостном будущем, потому что ей оставалось лишь мечтать о Ричарде без малейшей надежды хоть на какую-то близость.

Но теперь, как по мановению волшебной палочки, вся ее жизнь изменилась — во всяком случае, она имела глупость так думать. И эту перемену произвело прикосновение к ее губам губ этого мужчины. Она знала, что отныне никогда, никогда не будет, точно нищая, выпрашивать у Ричарда крохи внимания.

Отныне для нее не будет иметь значения, любил ли он Роксану, влюблен ли он в Дану Йоргенсен или же теперь не способен любить никого. Для нее Ричард и его любовные дела отошли на второй план. Их отодвинул туда стройный мужчина с темными насмешливыми глазами, с непокорной прядью черных волос на лбу, которую приходилось водворять на место, и грацией пантеры. Мужчина, который поцеловал ее ранним утром, когда невысоко стоявшее солнце еще не обогрело мир, и чьи пальцы, даже если они лишь слегка касались ее, согревали волшебным теплом.

И она сделала это открытие в июне месяце, на двадцать седьмом году жизни, когда все еще свободна и ничем не обременена. Вся жизнь впереди!

Мужчине, который заботливо наблюдал, как она запахивает белый халат, показалось, что она вдруг ожила. Ее глаза засияли, на нежной коже щек проступил румянец. Она улыбнулась, как будто его кулинарные способности восхитили и очаровали ее.

— Прекрасно! — воскликнула она. — Вы поджарите яичницу с ветчиной, а я сварю кофе. А если все это у вас сгорит, мы откроем какие-нибудь консервы. Миссис Даффи запасла их целую гору.

Валентине никогда не забыть этот завтрак и те полчаса, которые они провели на кухне, готовя его. В конце концов она завладела сковородкой и поджарила тосты, он же приготовил великолепный кофе. Он рассказал ей, что в студенческие годы, и особенно перед экзаменами, держался исключительно на крепком черном кофе, секрет приготовления которого ему раскрыла бабушка-француженка. Пока они сидели за завтраком и солнце освещало их и клетчатую скатерть, он поведал ей многое о своей французской бабушке. Валентина поняла, что та была очень умной и властной старой дамой. Она жила в большом французском шато в Нормандии, куда Гастон приезжал на каникулы. А теперь, после ее смерти — и смерти его отца, шато принадлежало Гастону.