Моника Айронс - Жажда чуда

– Так ли? – грустно посмотрел на нее Арни. – А как насчет бескрайней серой пустыни одиночества, на которое ты обрекла себя?

– Но зато мне ничего не угрожает.

– А может, ты рискуешь, дорогая? Что ж, так и будешь всю жизнь дуть на воду, обжегшись на молоке?

Однажды он признался, что и ему не чужды страхи, истоки которых в прошлом. Мона боялась, что, отправившись с ним в долгую дорогу, может уйти в сторону, и Арни снова останется в одиночестве.

Гарленд по-прежнему писал свои колонки, которые дважды в неделю публиковались в газетах и ежемесячно – в журнале. Мона начала читать его публикации и была приятно поражена их доброй интонацией и мудростью. Ей казалось, что автор сидит рядом и что-то рассказывает, ибо он писал так же, как говорил. Однажды утром она застала Лорну, фыркающую над газетной полосой. Со смеющимися глазами она протянула ее матери.

Гарленд опубликовал опус под названием «Женщина и мое тайное „я“, где, комично ужасаясь, описал их первую встречу на шоссе под дождем и тонко дал понять, что сам он выглядел далеко не лучшим образом. Мона не была названа. Задача Мэри, как автор окрестил свою героиню, состояла лишь в том, чтобы выявить те черты его характера, о которых он и сам не догадывался. Колонка завершалась на шутливо-самокритичной ноте: „Все это время я обманывался на свой счет. Сев за руль, я ничем не отличаюсь от остальных представителей моего жалкого пола: плохо воспитанный, тупой, упрямый и, как правильно указала Мэри, – этакий ковбой с Дикого Запада“.

Далее следовал небольшой отрывок из книги «Женщины, опасайтесь мужчин», который Мона прочитала с восхищением. Текст был настолько забавен, что она не могла удержаться от смеха, но тем не менее за строчками чувствовалась серьезность автора, для которого юмор был всего лишь ширмой. Гарленд был достаточно честен, чтобы признать правоту Моны, нелицеприятно открывшей ему глаза на самого себя, достаточно благороден, чтобы не сводить с ней счеты, и профессионален, чтобы извлечь из ситуации сюжет для своей колонки. Она обрадовалась, обнаружив в публикации свои замечания в его адрес.

В середине лета они совершили путешествие по проливу Лонг-Айленд. На обратном пути Мона стояла, прислонившись к фальшборту, и наблюдала, как заходящее солнце бросает на воду красноватые отблески. День был жаркий, и она настолько расслабилась от вязкой духоты, что не могла сделать ни одного лишнего движения. Гарленд с обожанием смотрел на нее. Окруженная его любовью, она испытывала всепоглощающее счастье, которого не знала никогда. Мона вцепилась в перила, чтобы удержаться от желания прикоснуться к Арни. Так просто протянуть руку и скользнуть пальцами по его шее. Будь они одни, она бы позволила себе этот жест.

Просто смешно, смутившись, подумала она. Ты женщина, которой минуло двадцать девять лет. Ты влюбилась в этого человека, и это пугает тебя? Да что с тобой?

По выражению ее лица Гарленд, должно быть, догадался, что с ней происходит. У нее гулко заколотилось сердце. Арни нежно коснулся ее лица, потом его пальцы легко скользнули к шее и замерли. Он, видимо, хотел что-то сказать, но не решался.

– Ты так долго смотришь на меня и не обронил ни слова, – нарушила она молчание.

– Старался не беспокоить тебя. Мне кажется, мы понимаем друг друга без слов. Ты ведь знаешь, о чем я думаю.

Неожиданно Мона рассмеялась. Волны необузданного веселья накатывали на нее одна за другой, и, ухватившись за перила, она раскачивалась взад-вперед. Гарленд, почесав в затылке, изумленно смотрел на нее.

– Моя дорогая, – присоединился он к веселью, не понимая, в чем дело, – ради всех святых, объясни мне, что тебя так рассмешило?

– Не могу, – сказала она, вытирая глаза. – Прости, в самом деле не могу. Пока не в силах. Расскажу, когда мы будем старыми и седыми.

– Что ж, звучит обнадеживающе. Ты в первый раз дала мне понять, что мы будем стариться и седеть вместе.

– Я всего лишь образно выразилась. Ты придаешь слишком большое значение каждому слову.

– Не убивай меня. Оставь мне хотя бы капельку надежды до того, как я доживу до преклонных лет.

К ее облегчению, Арни не стал выяснять отношения и завел разговор о близящемся шестнадцатилетии Софи и о праздновании дня рождения. Мона согласилась помочь в его организации. Прогуливаясь по палубе, они вышли на корму и расположились в шезлонгах.

– Я должна тебе кое-что рассказать, – начала она. – Софи вчера заскочила в студию. Девочка хочет, чтобы я сделала несколько ее снимков, и сказала, что оплатит мою работу.

– И что ты ей ответила?

– Что сделаю их бесплатно как подарок ко дню рождения. Ведь ты же знаешь, чего она хочет?

– Да. Ей хочется, чтобы ты сделала из нее образцовую модель. Я-то надеялся, что она уже рассталась с этими мыслями. Ну ладно, может быть, снимки просто доставят ей удовольствие. Спасибо, Мона, хотя меня все это не радует.

– Ты рассердился?

– А ты считаешь, что для этого есть повод?

– Ну… судя по всему…

– Но тебя, конечно, ничто не остановит?

– Конечно, нет. Чего ради? Это касается только нас с Софи. И к тебе не имеет никакого отношения.

Он скорчил унылую гримасу.

– Сомневаюсь. Ты не представляешь, как трудно поддерживать отцовский авторитет после всего, что я сказал и написал. Как-то я в самых мягких выражениях осмелился намекнуть, что ее вещи должны лежать в комоде, а не валяться по всему дому. Так в ответ эта маленькая всезнайка процитировала одну из моих колонок – что-то о женской раскрепощенности, без которой не может быть самостоятельной личности.

– И что же ты ответил?

– Я попытался объяснить, что для этого не обязательно ломать шею, наступая на сумку или коньки, которые она бросает прямо на лестнице. Но сомневаюсь, чтобы до нее что-то дошло.

– А может, ты и не высказывался насчет раскрепощенности, – пробормотала Мона. – Наверное, она выдумала цитату, решив, что ты ничего не помнишь.

– О нет. Я нашел текст и проверил. Она процитировала меня слово в слово. Память у Софи отменная.

– Могу понять, почему ты так уверен, что она сдаст вступительные экзамены в университет.

– Совершенно уверен. Вот почему я и хочу, чтобы она выкинула из головы мысли о модельных студиях. Но я рад, что ты сделаешь ее фотографии. Я знаю, насколько дочь упряма. Если бы ты отказалась, Софи бы нашла кого-то еще, но я счастлив, что она обратилась именно к тебе. Только не поощряй ее, хорошо, дорогая?

– Я не буду отсылать ее снимки в модельное агентство, если ты это имеешь в виду, но, если Софи прямо спросит меня, есть ли у нее данные для профессии модели, мне придется дать ей честный ответ, – твердо заявила Мона.