Сердце из пшеницы и ромашек - Елена Котенко
— Полина Игоревна не оценит, — тихо сказал он.
— Знаю.
— Хочешь, я попрошу сеанс? Поговоришь с ней.
Лика качнула головой. Она понимала, что все её страхи не настолько глубокие, чтобы разбираться с психологом — достаточно просто успокоить себя.
— Чего ты распереживалась? Из-за Вика? Что-то пошло не так тогда? Аня сказала, ты выглядела счастливой…
— Всё так. Я просто… не знаю как себя с ним вести теперь.
— А что тут думать? Если нравится он тебе — покажи это, если нет — так об этом и скажи.
— А если скажут…
— Кто? Люди, которых ты знаешь месяц? — отец обернул руку поверх мази бинтом.
— Я и Вика знаю месяц…
— Котик, перестань себя накручивать. Чужие ожидания, мнения, надежды — это проблемы чужих. Вокруг тебя всегда будут люди. Да, этим важно, что ты делаешь, как и с кем, но важно лишь до тех пор, пока они не привыкли к тебе. Потом — хоть хоровод води. Поверь, Вику тоже было страшно сделать этот первый шаг, ой как страшно! И в первую очередь — страшно, что ты его отвергнешь. Но он действовал, как чувствовал, и ты поступай также. Не хочешь торопиться — так и скажи, хочешь, наоборот, всего этого — скажи это. Он поймёт. Хорошо?
— Да.
Дмитрий Сергеевич улыбнулся и крепко прижал к груди дочь. Лика почувствовала, как через кожу его спокойствие и уверенность передаются ей. Ни в чьих объятиях она не ощущала себя также хорошо, как в папиных.
Хлопнула калитка.
— Ничего не бойся, моя взрослая девочка, — шепнул ей Дмитрий Сергеевич и вышел во двор к Ане и гостю.
Лика глубоко вздохнула и решила чем-то быстро занять руки, чтобы не встретить его с оленьими глазками — нашла на досочке половинку огурца, который давала Ане на завтрак, и принялась его меленько резать. На улице послышался смех Ани, хлопнула дверь машины отца. Наконец, половицы дома скрипнули под весом, стукнули магнитики на сетке от комаров.
— Лика! Что случилось? — раздался обеспокоенный голос Виктора, и уже через минуту он держал её забинтованные ладони, словно раненное крыло птицы.
— Ничего. Всё хорошо, — растерялась она.
Обеспокоенный взгляд его шоколадных глаз гулял по её лицу в поисках ответа.
— Это из-за меня? — тихо спросил он. — У тебя аллергия на что-то? Или из-за того что воды вчера наглоталась?
— Нет, все хорошо, такое бывает… Правда, ты не виноват, я сама.
— Сама что?
— Ничего.
Виктор догадался, что она либо стеснялась ему рассказывать, либо просто не хотела. Он обнял её обеими руками и положил щёку на макушку. Лика аккуратно опустила ладони на его спину.
— Всего два дня не был, а у тебя уже что-то случилось…
— Я думаю, это никак не связано.
— А как я ещё могу себе это объяснить? — усмехнулся он и провел рукой у неё по спине.
Лика тяжело вздохнула. Папа велел ей не бояться. А она трусила рассказать даже об этом, не то что о прошлом…
— Я, когда нервничаю, расчесываю себе руки. Невольно. Не чувствую этого. Потом появляются ранки, которые нужно намазать и забинтовать.
— А из-за чего ты так нервничала? Из-за меня?
— Да…
— Что именно тебя беспокоило? — серьёзно спросил он, слегка отодвигаясь, чтобы посмотреть Лике в глаза. Но она, наоборот, только сильнее прижалась к нему грудью. — Что я что? Или что мы что?
Котикова молчала, не желая делиться своими глупыми страхами.
— Что я пошутил?
Лика неохотно кивнула.
— Что воспользовался тобой? Что все узнают?
— Откуда ты знаешь? — Котикова настороженно вскинула на него глаза.
Виктор попытался спрятать улыбку, но тщетно.
— Потому что я тоже смотрел романтические фильмы, — прошептал он и сдул прядку с её лба. Лика вдруг стало совсем стыдно. — Давай я тогда тебе отвечу на эти вопросы? Нет. Нет. И, если ты не хочешь, то нет. Я успокоил твою душу?
Котикова неясно шевельнула бровями. Виктор сверкнул очами.
— Я ни о чем не жалею. И даже готов повторить, — он посмотрел на неё совсем по-другому. — Можно?
У Лики хватило сил только на кивок. Она видела, как Виктор, будто в замедленной съёмке, наклонился к ней и прижался губами, мягко, едва ощутимо надавливая. Котикова расслабилась и позволила себя целовать — в губы, в щеки, в глаза — куда только хотел Виктор. Эти поцелуи будто покрывали не только её лицо, но и сердце, руки, излечивая их от ран. Ощущения совсем отличались от прошлого раза. Если на озере в ней бушевали чувства, все тело пробивало электричество, то сейчас его, наоборот, кутали волны нежности и любви. И все страхи мельчали и испарялись под этим набором. Подарив Лике последний поцелуй, Виктор прошептал:
— Я уже не хочу заниматься русским…
Котикова будто протрезвела.
— Что значит не хочу? Надо!
Виктор рассмеялся и усадил ее за стол, раскладывая папки и тетради.
***
В конце недели брат Виктора привёз домой лошадь на побывку. Младший Васнецов решил не упускать шанса.
— Её же не просто так привозят. Ей надо отдохнуть?
— Я уже провел техническое обслуживание, — подмигнул парень. — Он рвётся вас покатать.
На развилке Виктор отдал ей продукты из магазина, и они отправились по разным сторонам: Васнецов — за лошадью, Лика — за сестрой. Погода стояла жаркая, Котикова размахивала широкой юбкой, воображая, как они с Виктором поедут на белом жеребце в закат. Ну, не совсем на белом — может даже в яблоках, и не в закат, а в зенит, все-таки стоял обед. Но кто берет в учёт детали?
Аня уже ждала под дверью.
— А как её зовут? А какого она цвета? А она ест сахарок?
— Малышкинс, вот Вик придёт — у него и спросишь. Я не знаю.
Аня нетерпеливо прыгала вокруг Лики, пока та раскладывала продукты, а потом бежала на две улицы вперёд — и вот на дорогу к полям выехал Виктор, верхом на сером в белых пятнышках жеребце с роскошной, заплетенной в косички гривой. Аня завизжала и бросилась вперёд, Лика едва успела схватить её за руку и не дать умереть под копытами лошади. Васнецов спрыгнул вниз, поправил попону.
— Готовы?
— Да! — взвизгнула Аня. Виктор поднял её на руки и дал погладить лошадиную морду.
— Его зовут Ахиллес, — Васнецов протянул ей из сумки морковку. — Он очень быстрый и ласковый.
Лика нежно провела пальцами по щеке и гриве лошади — слишком шикарный мужчина. Жеребец не отвлекался и жевал морковь, слюнявя пальцы Ани. Виктор залез на жеребца и посадил перед
