Барбара Картленд - Люби меня вечно

— Вы не можете так поступать! Не можете! — как в горячке, твердила Эме. На ее лице отражался неподдельный ужас. Герцог посмотрел на девушку и нежно улыбнулся.

— А я полагал, вы твердо верите в меня!

— Ну конечно, я верю! Вы сможете сделать все что угодно, — попыталась улыбнуться она.

— Теперь я точно стану победителем, — улыбнулся герцог.

Эме рассмеялась, но по щекам ее текли слезы.

— Я такая глупая, правда? Как можно подумать, что какой-то сумасшедший победит вас? Но... но вдруг он поранит вас!

Герцог отдал плащ и сюртук Эме, а сам остался в тонкой батистовой рубашке, украшенной роскошными кружевами.

Мелинкорт был достаточно крепок и силен. Широкие плечи атлета и рельефные бицепсы вызвали гул одобрения среди цыган. Их главный вышел вперед и дал знак к началу боя.

Герман Глебер, как и предполагал Мелинкорт, решил произвести впечатление на публику: со зверской гримасой, с криком он бросился на противника и провел гениальный удар левой снизу, который мог бы свалить любого.

Но герцога тренировали настоящие мастера своего дела. Когда он был еще совсем мальчишкой, его учил лучший боксер Англии. Повзрослев, герцог по-настоящему полюбил бокс и даже был занесен в список первых учеников школы бокса Джексона на Бонд-стрит. Но со времени его последнего боя прошло десять лет. Он решил, что уже слишком стар для таких забав, а в жизни полно других развлечений.

Сейчас герцог сумел увернуться от удара, который, как надеялся Герман Глебер, выбьет из противника дух. Представление началось. Герцог сохранял хладнокровие и собранность. Он играл с противником, подпуская его так близко, что даже чувствовал его дыхание, но понимал, что у цыган не должно сложиться впечатление, будто он избегает прямого контакта. Крайне важно сохранить необъяснимую поддержку наблюдающей за боем толпы. Тот, кого поддерживают зрители, как правило, выигрывает.

Герман Глебер попытался нанести еще один смертоносный удар, но герцог успел увернуться, и кулак просвистел над ухом. Через секунду немец обхватил его мощными ручищами. Теперь они боролись, крепко обняв друг друга. С трудом дыша, герцог высвободился и слегка отступил. Герман Глебер двинулся на Мелинкорта, предвкушая триумф. Глаза его дико сверкали, а толстые губы кривились в ухмылке.

Вдруг герцог, неожиданно для Глебера, нанес ему серию сильных ударов по ребрам и по голове и ретировался. Удивленный и взбешенный, Глебер выругался. Теперь он действовал осторожнее, выжидая случая отомстить. Герцог умело избегал опасных выпадов, обходя Германа и ловя момент для ответного удара. Немец нанес прямой удар в плечо, но не совсем удачно рассчитал траекторию. Герцог тут же ударил Германа в нос. В этот миг один из цыган что-то сказал, и все громко рассмеялись. Этот смех взбесил Глебера.

Ослепленный яростью, он налетел на Мелинкорта, но герцог, не дав Герману применить ни один из его трюков, нанес ему сокрушительный удар правой в челюсть. Глебер замер на миг. Герцог нанес еще удар левой, и немец рухнул на землю. Зрители подались вперед, глядя на бездыханное тело. Глебер застонал и перевернулся на спину. Это была неоспоримая победа.

Послышались возгласы восхищения, но герцог уже шел к Эме. Она стояла зажмурившись и, похоже, беззвучно шептала молитву. Почувствовав присутствие герцога, девушка посмотрела ему прямо в глаза и тихо спросила:

— Вы победили?

Герцог кивнул.

— Всемилостивый Господь! Благодарю тебя! — произнесла Эме так тихо, что герцог едва расслышал.

— Вы молились за меня? — спросил он, застегивая ворот рубашки.

— Да. Больше я ничем не могла помочь.

Над Германом Глебером склонилась цыганка и чем-то поила его. Эме и Мелинкорт сели на лошадей. Главный показал им дорогу на Париж. Путь лежал через поля к лесу, который виднелся на горизонте.

— Удачи! — пожелали им цыгане.

«Еще один эпизод, который следует забыть», — вдруг подумал герцог. Из ссадин сочилась кровь, челюсть ныла, все тело начинало болеть, но тем не менее Мелинкорт был доволен собой.

Хотя бы потому, что не разрушил веру Эме в него.

5

Благородный Гуго Уолтем сидел в кресле у окна в библиотеке и машинально чинил перо. Сад за окном заливал солнечный свет. Пруд с золотыми рыбками посреди сада окружали мраморные нимфы. В дальнем конце сада роскошно цвели розы. Их чудесный запах разносился повсюду.

Но Гуго Уолтем не замечал ничего вокруг. Выражение его лица было хмурым, как осеннее утро. Гуго, несомненно, был недурен собой, несмотря на несколько длинноватый нос. В нем было обаяние и нечто, что вызывало доверие. Высокий лоб свидетельствовал о незаурядном интеллекте.

К сожалению, умственные способности Гуго приносили только моральное удовлетворение без денежного вознаграждения. В школе он был первым учеником, в Оксфорде — самым способным студентом, однако им с матерью частенько приходилось голодать, пока Гуго случайно не познакомился со своим кузеном, герцогом Мелинкортом.

Герцог как раз отчаялся найти человека, который помогал бы ему вести дела, присматривал за домом, следил за счетами и, главное, которому было бы можно безгранично доверять. Он уже прогнал трех секретарей и двух управляющих, но с появлением Уолтема в замке воцарились мир и покой. Сам Гуго тоже был счастливее, чем когда-либо в жизни.

Теперь он мог позволить себе поселить свою мать в удобном доме в Бате, где она и провела оставшиеся ей три года жизни, у него самого оставалось время для чтения и расширения знаний, полученных в Оксфорде, кроме того, теперь он общался с людьми своего круга. В Мелине часто устраивались званые вечера, к тому же герцог брал с собой кузена, когда отправлялся в гости.

Мелинкорт доверял кузену безоговорочно и полагался на него во всем.

— Я пригласил сегодня на ужин сорок человек, Гуго, — говорил он, точно зная, что и стол, и развлечения, которые последуют за трапезой, будут на высоте.

Иногда Гуго в качестве извинений бормотал: