Эйлин Драйер - Спасительная любовь

— Господи, помилуй меня, грешную, — сказала герцогиня, качая головой. — Неудивительно, что она не сказала, кто он. И что, как вы думаете, нам следует делать?

Леди Би многозначительно посмотрела наверх.

— Молиться.

— Разумеется. — Леди Кейт вздохнула. — Я надеюсь, мы сможем несколько дней держать всех в неведении относительно того, кто она. Нам нужна ее помощь по уходу за ранеными.

В это время из библиотеки, где тоже были размещены раненые, вышел Финни. Леди Кейт всегда тянуло улыбнуться при виде огромного сутулившегося Финни с его насупленными бровями и изуродованным ухом. Он был неважным борцом и не намного лучшим дворецким, но с ним можно было чувствовать себя в безопасности.

— Всех покормили, ваша светлость, — сказал он низким рокочущим голосом. — Еще будут приказания?

— Разумеется, Финни, — сказала она, забирая со стола в холле две шляпки. — Леди Би и я уходим. Проследите, чтобы миссис Грейс поспала. Если понадобится, добавьте что-нибудь в ее еду. Представляется мне, что в следующие несколько дней ей потребуется много сил. Впрочем, как и мне.

— Ее не обмануть, мэм, — сказал Финни, открывая для них дверь.

Ослепительно улыбнувшись ему, она мягко тронула руку задумавшейся леди Би.

— Как вы думаете, у нее хватит смелости сказать правду, прежде чем нам придется сделать это самим?

— Рискованно, — сказала леди Би, нахмурившись.

— Да, — согласилась герцогиня, вдруг сделавшись очень серьезной, — конечно, рискованно.

Глава 5

Оливия уже три дня искала возможности поговорить с леди Кейт. Ей стало казаться, что та специально избегает ее. Не то чтобы герцогиня не была занята, все они были очень заняты. Пока еще не нашлось времени, чтобы похоронить отца Грейс. Его тело лежало на широкой доске в холодном подвале, в изголовье и в ногах горели свечи, кто-нибудь из штабных офицеров сидел рядом.

Грейс большую часть времени проводила в палатках, где оказывалась медицинская помощь продолжавшим непрерывно поступать раненым. Леди Кейт делила свое время между этими палатками и домами, где остановились англичане, безжалостно понуждая население жертвовать продовольственными запасами в пользу раненых. Оливия надзирала за лечением раненых, размещенных в особняке. Она была только рада не покидать особняк, учитывая, что несколько раз замечала околачивающегося рядом Джервейса.

Ей редко удавалось посидеть у постели Джека. Было слишком много других, кто нуждался в ней. Но каждую свободную минутку она проводила в его душной, жаркой комнате, надеясь, что он очнется. Каждый раз, когда он на короткий миг открывал глаза, она надеялась на это, но ей приходилось подавлять в себе эту надежду. Когда он снова закрывал глаза, так ни разу до конца и не очнувшись, она с трудом справлялась с ужасом и тревогой.

Находясь в непрерывном напряжении, она была на грани того, чтобы сломаться. Руки у нее непрерывно дрожали, ее мутило, сердце работало с перебоями. У нее было столько секретов. И так мало возможностей. Так мало времени до того момента, когда леди Кейт будет вынуждена указать ей на дверь.

Каждый раз, когда удавалось заснуть, ее начинали преследовать кошмарные видения того, что она увидела и пережила за последние дни. Раненые, умирающие… множество, сотни их… все ждали от нее помощи, которую она не могла им оказать.

И всегда Джек. Джек, которого она угадывала в глазах маленького Джейми. Каким он был в последние ужасные дни их совместной жизни.

Он не предатель. Оливия могла бы поклясться в этом. Но она не знала, что противопоставить факту.

Ей следовало бы осмотреть его сумку, но у нее не хватило смелости открыть ее. Она знала, что подвергает всех опасности, но разве нельзя дать Джеку шанс объясниться? Сражение выиграно. Город по-прежнему бурлит, пытаясь справиться с мертвыми и ранеными. Какое значение в таких обстоятельствах может иметь секрет Джека?

Возможно, немалое, она понимала это. И тем не менее выжидала.

На третье утро Оливия забеспокоилась, очнется ли он вообще. Закончив утренний обход раненых, она открыла дверь в его комнату и нашла у его постели почтенную жену сержанта Харпера.

— Как здесь дела?

— А, утро доброе вам, госпожа, — с улыбкой произнесла грузная женщина с плоским лицом, приподняв свой немалый вес над хрупким стулом. — Все наши мужчины накормлены и в порядке?

Оливия не спускала глаз с Джека, его лицо было неестественно спокойным.

— Все хорошо, все чувствуют себя лучше.

— Слава Богу, — сказала женщина, складывая носки, которые штопала. — Если бы пришел в себя этот бедный парень и мы могли бы его как-то называть, я была бы совсем довольна.

Оливия отвела глаза.

— Он хотя бы просыпался?

— Почти что нет, — сказала миссис Харпер, какое-то время разглядывая Джека. — Вроде бы что-то бормотал. Похоже, звал свою леди.

У Оливии перехватило дыхание.

— Что вы сказали?

Хитро улыбнувшись, миссис Харпер придвинулась ближе.

— Свою красоточку, представляется мне. Имя ей Мими. Говорил с ней на французском и все такое.

Оливия уставилась на нее, но миссис Харпер явно ничего не подозревала, из нее просто била энергия.

— Наверное, — неопределенно согласилась Оливия. — Мими.

Достойно удивления, как одно слово может пронзить болью все твое существо.

Миссис Харпер ничего не заметила. Собрав свои вещички, она собралась уходить.

— Ну, раз вы здесь, я пойду скажу этому чванливому повару, чтобы он приготовил для парней настоящий картофельный супчик. — Она проницательно взглянула на Оливию. — Не отказывайтесь от супа, миссис. Теперь, когда все закончилось, совсем ни к чему потерять здоровье.

— Спасибо, — сказала Оливия, усаживаясь на стул. — Это будет замечательно.

Миссис Харпер пожала плечами и собралась уходить, как дверь со стуком распахнулась. Оливия вскочила. В дверном проеме стоял тощенький мальчик с большими ушами, носом и подбородком, одетый в превосходную малиновую, с золотом, ливрею.

— Что вы об этом скажете? — широко разведя руки, с заговорщицкой улыбкой спросил он. — Разве я не великолепен? Настоящий ливрейный грум!

— Тише, не шуми! — прикрикнула на него миссис Харпер. — Ты настоящий уличный шаромыжник!

— А как иначе! — с безоблачным видом согласился он. — Вы думаете, имя Трэшер[6] говорит о благородном происхождении? Моя ма была шлюхой, моего па вздернули за разбой, и пока ее светлость не взяла меня к себе ливрейным грумом, я был лучшим карманником во всей округе.

Оливия провела немало времени вблизи тех мест, где промышлял Трэшер, чтобы хорошо понять, о чем он говорит. Она также знала, что леди Кейт взяла его к себе, после того как он однажды вечером попытался украсть у нее сумочку в «Ковент-Гардене».