Светлана Бестужева-Лада - Фарфоровая кукла
Алевтина говорила когда-то, что отец женился на маме чуть ли не на третий день после знакомства. Правда, тогда было проще, да и статус у папеньки был такой, что никакие очереди, тем более — в ЗАГС, для него не существовали. Равно, кстати, как и самих ЗАГСов. Зарегистрировали брак дома, чтобы не создавать лишнего ажиотажа.
Вот бы ему так: утром вызвать на дом регистраторшу из ЗАГСа — и через час стать законным супругом самой лучшей девушки на свете. Наверное, это у них семейное: любовь с первого взгляда. Жанна немного похожа на Аду Николаевну: тот же тип жгучей брюнетки с темными глазами. Только Ада вся из себя такая царственная, а Жанна — просто милый ребенок. Но может быть, и мама до замужества…
Он увидел, что Жанна заснула, тихонечко высвободился из ее объятий и отправился на кухню. Пить хотелось как после пересечения Сахары. Уже рассвело, но время было еще раннее, и он удивился, застав там Алевтину: обычно она на свой боевой пост заступала не раньше девяти часов, поскольку никто в доме раньше и не просыпался. А тут — сидела возле огромного кухонного стола и раскладывала старые, засаленные карты.
— Ты что делаешь? — осведомился Андрей.
— Не видишь — гадаю, — невозмутимо ответила Алевтина.
— А мы с Жанной решили пожениться, — жизнерадостно оповестил ее Андрей.
— Их сиятельство взбесятся, — все так же невозмутимо отреагировала домоправительница.
— Перебесится. А что это за расклад такой у тебя? На кого гадаешь?
— На тебя, соколик, — усмехнулась Алевтина. — На тебя и на суженную твою.
— И что?
— А ничего хорошего. Не быть вам вместе… сейчас. Потом будете… может быть.
— Темнишь ты что-то.
— Ничего я не темню. Гадание-то я у твоей матушки подсмотрела, хотя она один раз только его и разложила. А потом отдала мне и говорит: «Выкинь, Алевтина, куда-нибудь подальше. Только из дома не уноси».
— Что — карты?
— Да не то, чтобы карты…
Алевтина, как фокусница, извлекла откуда-то полированный металлический поднос с прикрепленными к нему картами. Все это было покрыто лаком и вообще очень напоминало по стилю творения Ады Николаевны.
— Сделала она это, говорит, по рисунку в одной старинной книге. Это называется «расклад польского короля». Какой-то там король в Польше в тюрьме сидел и от тоски картишками забавлялся. Вот и придумал… гадание. Потому и говорю, что вряд ли у вас с Жанной что-нибудь получится пока…
— Пока что?
— Пока твоя мать жива! — выпалила Алевтина. — Она себе в башку вбила, что умрет, если у тебя дети будут. Умалишотка, честное слово.
— Ну, с детьми можно и не торопиться, Жанне еще институт заканчивать. Ладно, посмотрим. Пусть познакомятся, принюхаются, так сказать, друг к другу. Не склеится — будем жить врозь, только и всего.
— Втрескался? — участливо поинтересовалась Алевтина. — Как твой папенька с первого раза? Учти, их сиятельство очень невинностью будущей снохи заинтересуется. Сама-то нетронутая замуж выходила.
— Я у Жанны первый, — слегка покраснел Андрей.
— Уже успел! — ахнула Алевтина. — Точно, весь в папеньку. Ладно, бог не выдаст, свинья не съест. Пусть переезжает сюда, я ее кое-чему поучу, чтобы не сразу…
— Что — не сразу?
Алевтина будто бы не слыша, сгребла со стола карты, прихватила поднос и ушла к себе в комнату. А вечером Андрей перевез Жанну с ее нехитрыми пожитками к себе, даже не успев познакомиться с будущей тещей: та опять была в ночной смене…
Восемь лет прошло… И вот Жанна снова в его постели, как будто и не покидала ее с утра их помолвки. Как будто не совершила за это время непоправимую глупость, почти преступление…
Но Господи, как же он все еще ее любит, оказывается. Значит, так и не разлюбил.
Глава четвертая. Неприручаемая
Просыпаться не хотелось отчаянно. Она боялась, что все это опять окажется только сном — ее встреча с Андреем, их страстное примирение, тихое утро, когда она спит, а он глядит на нее и думает… О чем он думает?
Скорее всего, о том, что никуда строптивая девчонка не делась: помыкалась-помыкалась в институте, возможно, даже на вечернем отделении, поменяла пару тройку богатеньких любовников, и один из них привел ее на парадный прием «к самому Лодзиевскому». Тем более что Ады Николаевны вот уже год, оказывается, нет в живых.
Если бы только Жанна знала об этом! Она сумела бы обставить встречу с Андреем совсем по-другому. Да, собственно говоря, она и планировала ее, как встречу двух старинных знакомых, почти деловую встречу с легким налетом романтизма от общих воспоминаний. Но грозной Ады уже нет, а противостоять обаянию Андрея она, разумеется, не смогла.
Или — не захотела?
Тогда-то она была влюблена в него, как кошка, даже как сто кошек. Отдать ему невинность было для нее не подвигом, не хорошо рассчитанным поступком и даже не жертвой, а естественным желанием слиться со своим кумиром в единое целое. Она и подумать не могла о том, что на следующее утро зайдет разговор о свадьбе. Какая свадьба? Кто он и кто она? Таких сказок в жизни не бывает, просто потому, что это все-таки сказка.
По-видимому, Андрей действительно влюбился в нее по уши. Будь ей уже восемнадцать, они бы в то же утро пошли подавать заявление. Но дня рождения ждать нужно было еще три месяца. Или получить у мамы письменное согласие на брак. А она, конечно, немедленно схватится за сердце: как можно выходить замуж на следующий день после знакомства?! Не говоря уже о том, что ложиться в постель через несколько часов после оного… н-да. Мама точно не переживет подобного легкомыслия, не так она единственную дочку воспитывала.
Единственным светлым пятном в новом доме Жанны была Алевтина — то ли домработница, то ли андрюшина няня, то ли домоправительница. Она девчонку, кажется, жалела, и всячески подготавливала к встрече с будущей свекровью, возвращения которой из санатория Жанна боялась просто панически.
— Да не съест она тебя, — смеялся Андрей. — Ну, напустит на себя ледяной вид, помолчит для приличия с недельку, а потом все наладится, вот увидишь. Она еще будет тебя на свадьбу одевать, уверен. В принципе, она добрая, только зашнуровала сама себя в какой-то воображаемый корсет. Аристократка…
— Она дворянка? — робко спросила Жанна.
— Поднимай выше. Она — Лодзиевская! Все остальные аристократы недостойны даже рядом с ней стоять. Правда, это она после папиной смерти чудить начала, при нем вела себя очень тихо. Ну, да у папеньки не забалуешь. Любил он ее — да, безмерно, но порядок в доме установил железный: раз и навсегда. Завтрак в столовой с накрахмаленными салфетками, ужин — при свечах. И никаких шлепанцев и халатов, он их на дух не переносил. Кроме парадного, конечно: шелковый, с простроченными лацканами, с витым поясом. Смотрела фильм «Монте-Кристо» с Жаном Маре? Точь-в-точь такой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});