Рыжие бывшими не бывают (СИ) - Лейк Оливия

— Уверена, — с нажимом прервала меня, — Константину Юрьевичу я больше не понадоблюсь. Справится сам, — и мимолетный взгляд на Светку.

Она ушла под руку с Ольшанским. Улыбалась ему. И ноги эти длиннющие. Почему с ним пошла, а мне болты постоянно прописывала?! Неужели верила, что ему профессиональные качества специалиста Ксении Дашковой важны? Да трахнуть Ольшанский ее хотел. Как и все в этом зале! И я в том числе, но я еще хочу, чтобы и улыбалась мне по-особому…

— Дурак ты, Потрясов.

Я резко повернулся. На Светку непривычно серьезную взглянул.

— Если нравится она тебе, что ты сидишь? Мачо-дрочо из себя строишь.

— Не понял? — откуда это она знала, что в последние пару месяцев я исключительно дрочо?

— Не тупи, Костя, — раздроженно бросила Света. — Иначе кто-то поумнее уведет у тебя девушку.

Я посмотрел вглубь зала. На что я готов, чтобы быть с Русалочкой? Так ли важна мнимая свобода, если некому улыбнуться утром? И то, что в принципе думал об это, не значит ли, что она нужна мне на любых условиях? А я ей? После всего, что сказал и сделал нужен Русалке?

— И если бы мой мужчина или тот, кто претендует на его роль, — невозмутимо продолжила Светка, — флиртовал с другой, то пошел бы прямиком нафиг. Права твоя Ксюша, что на хвост тебе наступила.

Ладно, хватит нотаций. Я поднялся и пошел за ней. Сколько можно детский сад разводить. Взрослеть пора. Мне, естественно.

Я нашел ее в камерном зале. Русалка танцевала. Боги, как она танцевала…

Глава 11

Ксения

Я улыбалась Ольшанскому. Шла с ним под руку с охотой. Наигранной, естественно. Глеб Вячеславович одно время частенько переговоры с моим боссом вел, я присутствовала. Пару раз замечала заинтересованные взгляды. Ольшанский даже переманивал меня к себе: сначала шутливо, потом более детально. Деньги хорошие предлагал, но несоизмеримо должности. Видимо, круг обязанностей должен был быть шире стандартного.

Я едва заметно обернулась: Костя говорил со Светой. Я сглотнула горькую слюну и голову вздернула. На что ты надеялась, дура? — спросил сама у себя. Что ревновать будет? Или побежит за тобой. Не-а, ему не нужно. Потрясов в своей стихии. Вольный ветер. Не я, так другая. Это правда жизни. Ее нужно принять и смириться. Я не могла дать Косте то, что он желал. А он не мог полюбить меня. Все нормально. Осталась только одна проблема: так вышло, что я уже полюбила его. Но это мои трудности. О них ему знать не обязательно.

— Прошу, — Ольшанский помог мне устроиться в кресле. Это был небольшой укромный закуток.

— Вы ведь не здесь сидели? — деловито поинтересовалась.

— Нет, — хмыкнул он. — Я отдыхал с друзьями, но сейчас хочу поговорить с вами с глазу на глаз. Рядом материализовался официант. — Кофе?

— Да, турецкий. — Мне необходимо взбодриться.

— И шампанского, — добавил Ольшанский. — Ксения, — и посмотрел на меня пронзительно, — вы мне нравитесь.

Я молчала. А что возмущаться? Я даже не удивилась. Просто было любопытно, насколько далеко зайдет? А вообще это какая-то негативная тенденция: меня отчего-то воспринимали исключительно как секс-игрушку? Когда я из эмансипированной, красивой, уверенной женщины обрела образ пресыщенной содержанки? Что-то я не помню, чтобы продавала свою благосклонность за материальные блага.

— Давно. Вы очень красивая, — и руку мне на колено положил.

Ольшанский тоже интересный мужчина. Лет сорока пяти, крупный, высокий, темные волосы едва тронуты серебром, глубокие серые глаза. Я точно знала, что у него жена и трое детей… Гребаный кобелина.

— Глеб Вячеславович…

— Просто Глеб.

— Просто Глеб, — иронично повторила, — вам не стыдно? Неужели верность для таких, как вы ничего не значит?

Он хмыкнул, оценив, вероятно, мою смелость. Я не могла назвать свой вопрос беспардонностью, потому что имела право спросить у женатого мужика, который лапал мои колени: какого черта?!

— Вы прямолинейны, Ксения. Мне это нравится. Я тоже буду откровенным. Я женился, когда мне было двадцать пять на больших деньгах. Моя жена прекрасная женщина, но я не смог полюбить ее. Я изменял ей. Часто. Не знаю, — он задумчиво отвернулся, — все ищу чего-то, — и на меня посмотрел. — Было бы мне лет как вам, то не повторил бы этой ошибки. Деньги дают очень много, но счастливыми, увы, не делают.

— Я должна вас пожалеть сейчас? — не удержалась от сарказма.

— Нет, — покачал головой Ольшанский, — хочу, чтобы вы знали, что у каждого свои причины быть неверным.

— Знаете, что я думаю, — заговорщически склонилась к нему. — Вы просто любите пробовать свежее мясцо, а сказку придумали, чтобы обелить себя. Ах, я не люблю жену, но живу с ней много лет. Мне так одиноко и тоскливо, пожалей меня молодушка… — я стебалась над ним, но в его лице над всеми неверными мерзавцами, которые уверены, что могут пристраивать свой стручок к любой симпатичной горошинке.

— У вас острый язык, — медленно произнес, хищно гипнотизируя мои губы. — Вы мне напоминаете кое-кого… — складывалось ощущение, что если бы мог, здесь бы меня распял, прямо столе, и поимел, но слишком много «но».

— Всего хорошего, — холодно произнесла и поднялась. Как же меня все задолбали! Иногда жалею, что не лесбиянка. С женщинами как-то проще.

Подошла к забитой стойке и подозвала бармена.

— Что будем пить?

— Пошли все нахрен — есть, что предложить?

Он подмигнул и через две секунды передо мной стояло три стопки: водка, текила, абсент. Пошли. Все. Нахрен. Я выпила одну за другой и осмотрела зал: здесь в основном пили, а пели на втором этаже. Это хорошо, не желаю кошачью свадьбу слушать, а вот «Animal ДжаZ». Я обожала Питер и музыку этого города.

Никто не танцевал, а мне захотелось. Алкоголь сначала обжег горло, затем пряным теплом расслабил тело.

Джинсы порезаны, лето, три полоски на кедах

Под теплым дождем

Ты снова лучше всех, а дачу, маму, билеты

Мы переживем…

Я закрыла глаза и отдалась музыке. Тихо подпевала, мое тело отзывалось на призыв мелодии, а сердце повторяло стихи.

Лишь несколько слов могут убить

Но если веришь в любовь, стоит еще…

Я ощутила его присутствие за мгновение до того, как горячая рука легла на живот. Костя прижался ко мне сзади, волосы перекинул на одно плечо и громко вдохнул, носом ведя по шеи. Тяжелое дыхание било по нервам, затягивало в тягучую бездну порока. Там столько удовольствия, огня, наслаждения. Тумана, миражей, иллюзий. И совсем нет настоящего. Страсть без любви — дымка, тающая с рассветом, и я не хотела растаять вместе с ней.

— Что ты делаешь… — резко развернул меня и лицо обхватил, ладонь в волосах спрятал и надавил, приближая наши губы.

— С тобой? — шепнула.

— С нами.

Я никогда не видела Костю злым или в дурном настроении. Даже когда бесился, зеленые глаза хитро улыбались. Сейчас в них была тьма и тоска. Необъяснимая, черная, необъятная.

— На нас смотрят? — пискнуть успела.

— И что? — Костя прижался к моим губам, агрессивно раздвинул, жадно ворвался, покусывая, посасывая. Причиняя боль и даря невероятное блаженство. Хотелось раствориться в этом поцелуе. Никогда не открывать глаз. Его не отпускать. Держаться, как за спасательный круг. Но Костя не спасет, утопит, оставит одну на глубине. От этого сердце разрывалось.

— Мы едем ко мне.

— Но…

— Это больше не обсуждается. — жестко отрезал и за руку меня схватил, увести хотел.

— А Свету, кто отвезет?

— Она не маленькая, разберется.

Ясно. У него ничего ни с кем нет. Она подруга, я шлюха. Все. Это его максимум.

— Мне в туалет нужно.

Костя пронзительно остро взглянул мне в глаза, но удерживать не стал.

Там в толпе молоденьких девушек, подкрашивавших губы и взбивавших волосы, я живой статуей смотрела в зеркало: лихорадочно блестящие глаза, зацелованные губы, рыжее облако волос… Это девушка готова поехать с ним. Она желала этого. Меня мысленно умоляла. А я нет. Потому что я — это не только внешность. Не только страсть. Не только мимолетное удовольствие.